Йарру вздыхает, который уж раз за последний шаг, и чувствует вдруг, как невыносимо тяжелая усталость опускается ему на плечи, кутает, как в теплую шкуру, разливается теплом где-то под кожей.
Лахме это. Его брат. Йарру странно пугается, когда он обнимает - не так, как испугался бы, коснись его Древний, просто это... Неожиданно? Лахме всегда был недостижим: такой яркий, такой белозубый, скалящийся вечно, отчаянный и смелый. Выше всех забирался на деревья, громче всех пел вечерами. Столь очевидно лидер, что Йарру вдруг вспомнил очень стыдную мысль: когда Лахме не вернулся, он чувствовал облегчение. Ведь когда нет яркого пламени, становится видно тусклое, ведь так?.. И сейчас, когда горячие и добрые руки прижали его к сердцу, он вспомнил вдруг всё, что думал о брате, всё, что думал о глупом и маленьком себе.
И тонкие руки сами поднимаются, чтобы обнять брата в ответ, сплестись пальцами-веточками за его спиной, и щека сама прижимается к широкой груди - нет, не Йарру так постыдно слаб, чтобы позволить чему-то мокрому и соленому ползти по щекам из глаз. Не Йарру, нет, не он так беспомощно вжимается в Старшего, зажмуриваясь, задерживая дыхание, запирая детский всхлип в глубине саднящего горла. Тысячекратное "прости" звенит, кажется, во всех перьях.
Отстраняется, отводит взгляд. Брат поймёт, всё поймёт, он мудрый теперь, но вождь никогда не плачет - и Йарру не будет больше, и никому не покажет своих слёз. Он хотел быть вождем - но сперва он научится быть этого достойным.
Оборачивается - едва ли не в последний раз?..
- Тишь, Венге, - зовёт, а голос почему-то не срывается от слез: звучит собранно и немножко хрипло.
- Нам надо решать. Мы Древние теперь, - это звучит странно, ведь все они топтали босыми ногами землю лишь чуть больше странствий Светила, чем пальцев на руках. - Мы... Часть племени. Были и есть. Только теперь... не в деревне.
Он вздыхает, ерошит волосы. Он видит перед собой Тишь и Венге - такими, какими привык, и лишь изредка под дуновением ветра на щеке Собирательницы трепещут перья.
Собирается.
- Я - остаюсь здесь. Я не стану возвращаться, потому что я не хочу забывать. Я не стану возвращаться, потому что я не хочу когда-нибудь увидеть, как Охотник убьет моего брата. Я не стану возвращаться, потому что моё место... Здесь, - это звучит правильно. Он как будто понял что-то - что-то, что никогда не понял бы маленький беззащитный и гордый Йарру.
Вздыхает глубоко-глубоко, как перед прыжком в воду.
- Я сын вождя, но чтобы стать вождем, мало родиться его сыном. Я говорил, и вы верили мне; я указывал направление - и вы шли. Но сейчас - у каждого своя дорога, и я... Я не настолько хороший, чтобы вам её указывать. - Последняя фраза странно разрушила настроение речи; слишком детская, она будто напоминала: не задирай нос, сын вождя. - Но знайте, что я хочу добра вам.
Тернэ боится. Тернэ дрожит, и, очевидно, его не слышит.
Йарру поворачивается к Тиши. Шаман и вождь, помогают друг другу... Так должно быть. Йарру подходит к нему и ведёт крылом:
- Чем я могу помочь тебе, Шаман?
Не предложение. Вопрос.
А потом опять оборачивается к Тернэ и склоняет голову. Недостаточно близки. Но, может, Венге сможет?