Капитан, запутавшийся в паутине своих мыслей и переживаний, бродил рассудком где-то между шерстяных облаков, ударяясь о них плечами и от них, вымышляемых, отскакивая, а в реальности же просто шатаясь по дороге, пожевывая папиросу. Вдруг сквозь шерстяные облака просунулось лицо кучера, и капитан сосредоточился, если и не на реальности происходящего, то на той речи, которую ему решил доложить Генри. Когда дело дошло до самой сути, то есть до подозрений на Чарльза, капитан упал со своих небес на землю и почесал правый ус. Кучер отошел, а капитан, поругиваясь тихонько, принялся попинывать камешки и слоняться вокруг пепелища, нервно поглядывая на сухой ельник у дороги. Порой он бил ладонью о ладонь, недовольно хрипя, дважды сплюнул, тоже недовольно, и один раз чуть было не взвыл на небо, но из-за папиросы в зубах, этот возглас напоминал разве что кряхтенье. Капитан поохал еще пару минут и, дождавшись пока Финли не встанет на костыли, окрикнул своих подчиненных. Собравшись вместе с солдатом и кучером в треугольник, он медленным и внятным шепотом проговорил им очередной приказ: «Короче говоря… говоря короче… ох… мда… Ну так вот. Короче говоря, подошел ко мне этот, Клиффорд-то, старший, значит. И говорит, мол, нужно курс сменить. Рядом, говорит, с линией фронта прошагаем и, мож, живы останемся. Так-то вещь сказал, не поспоришь. Так и сделаем. Но вот в чем закоряка, мужики: Чарльз-то этот не такой уж и простой фрукт. Во-первых, меня послали за ним из самого Министерства. Во-вторых, походу, как Генри говорит, это нападение тоже из-за него. И вот сдается мне, что Чарльз – совсем не жертва, так сказать, обстоятельств. Попахивает, так сказать, каким-то заговором, и вообще. Ну так вот. Вот, короче. Слушайте: Пойдем ближе к линии фронта, обходя дорогу. Когда я ехал сюда, по этой же трассе, то мы чуть выехали с дороги, и там было вдалеке кладбище. Так вот, боевая задача — вы двое должны сопроводить этих клоунов из его семейки на кладбище это. В прямом, а не в фигуральном смысле. Чтобы никаких трупов и всяких… Конечно, если они будут вдруг чего замышлять, если они вдруг там… Ну вы поняли. Если что, короче, то вы их усмирите, а если уж совсем никак, то уж все равно. Защищайтесь по законам военного времени. Ясно? Все, можете идти. И да, вот еще: на кладбище этом найдите место и подождите меня с Чарльзом, пока я не вернусь. Ну, если дождь все еще будет, то всяко в какой-нибудь склеп там заберетесь, да? Хорошо. Там меня и ждите. Где-нибудь» — капитан достал еще одну папиросу, но руки его так трясло, что он даже не смог поднести ее ко рту. Вскинув взмокшую челку, как осенний лист прилепившуюся к его морщинистому лбу, он обронил папиросу и продолжил, — «А я пойду с Чарльзом еще дальше. Туда, еще ближе к границе. Скажу ему, что, мол, пойдем, будем смотреть, действительно ли, как ты говоришь, там еще нет французов. Мол, обсмотрим все и будем так идти, прикрывая — я своих подчиненных, он — своих родственничков. Вот, мы с ним пойдем. А там, близ границы – лес. В том то лесу я его и допрошу как следует. Никуда от меня не денется. Вот. Вот, что я надумал».
С этими словами капитан встал в круг Клиффордов и, тяжелым как логарифмическое уравнение взором впился в подбородок Чарльза. Проведя некоторый инструктаж, он под руку проводил Финли до того места, где их пути расходились, и, перед тем как остаться с Чарльзом один на один, еще раз все объяснил своим спутникам. Помолившись вместе с Клиффордами перед разделением, капитан похлопал Финли по плечу и кратко кивнул Артуру. Они разделились.
Ветров ухмылка. Деревьев стон. Судьбы развилка — двуглавый питон.
Звук шагов. Шагов тихих, но уверенных. Быстрых. Эхо от них доносится до нашего уха, отчеканиваясь от мраморного пола. Шаги все ближе и ближе, все тверже. И запах: тут и духи, и запах свеч, чуть ли не ладана. И это ощущение осязания какой-то материи, будто бы плотной занавески. Чего-то темно-красного, даже бордового. И падающий на губы привкус вина. И брови, не знаю, чувствуете ли вы в темноте брови и ресницы, но я чувствую их всегда и доложу вам, что это внушительные, жесткие, но негрубые брови. Ресниц почти нет, я их не слышу. Видимо, это мужчина… Да, слышите, он поправляет галстук? Кашлянул. Идет дальше. Как стук часов, но не от секундной стрелки, а от мрамора. И вот, уже вторая минута. Тик-тик-тик от мрамора. Остановился. Благоговейная тишина. Ох, кажется, он садится на колено. Может, я ошиб… нет, точно на колено. Размыкает губы, набирает воздуха. Выдохнул. Еще раз размыкает губы, набирает воздуха во второй раз и:
— Мой Лорд, для меня честь доложить вам о нашем испытуемом, новоначальном. — голос строгий и складный, голос с опущенными глазами, с глазами, напряженно глядящими в пол.
— Великий Мастер приветствует тебя. — голос надменный и полутвердый, и еще, будто бы в этом голосе есть кусочки арахиса, по-другому и не объяснишь. — Насколько мне известно, наш милый друг… как там его…
— Клиффорд.
— Да, Клиффорд. Он хорошо показывает себя. Достаточно скрытный. Быстро нашел себе место, где можно было бы умереть для всех городских. Быстро втерся в доверие. Никто его не подозревает. Он хорошо идет, пожалуй, ему следовало бы устроить конечное испытание, и принять в наш Круг.
— Мой Лорд, Клиффорд вдруг бросил все и отправился в Лондон, причем, как мне доложили, обходным путем, через то самое место близ N., почти что близ границы. Он просто сорвался и пошел туда. Как мне известно, он долго расследовал об этих местах, и, мне кажется, он нашел то, что находить было не должно. Или же ему кто-то выдал это.
— Что ж. Это даже интересно. Очень интересно. Значит, наши планы все же будут исполнены, сын мой. Близ N.? Там где мы погребли…?
— Да, мой Лорд.
— Поразительно. Если он не последний дурак, то избавится от свидетелей и, закончив все испытания разом, войдет в Высший Круг Высокой ложи.
— Немыслимо.
— Такой шанс бывает раз в миллион лет. Он просто не может не знать, что масонские одеяния передаются как по родству, так и по идентичности, по телу, в котором течет кровь агнца из того же стада. Тот ведь тоже был Клиффордом?
— Да, мой Лорд. Нужно лишь надеяться на то, что неофит знает о том месте. Если он пройдет его… И еще на то, что он сработает тихо. Как же все это устроить?
— Мы не будем ему подавать милость. Пусть это и будет его испытанием. — И плащ захрустел. Рука потянулась. Тяжелая медлительная рука. Губы приложились к руке. Воротничок погнулся.
Какие странные звуки! Какой странный антураж. Пока я увлекся подслушивать за тем, что происходило где-то в столице, настал вечер, и солнце, в горячке, уже закутывалось в плед горизонта, о чем-то устало вздыхая. Дождь все не переставал, хотя в лесу, куда входил капитан вместе с Чарльзом, его почти не ощущалось. Хрустели ветки от тяжести вечерних теней от сухих елок. Вороны в отдышке храпели, напряженно вглядываясь в смерть. Мох шипел под ногами, а вскоре и вовсе утоп в болотной тине. Капитан шел чуть впереди, приготовив винтовку. Тишина вдруг заржала между стволов деревьев.
Клиффорды с кучером и солдатом как раз подошли ко кладбищу. Старые иссохшие могилы от дождя будто бы вспенились и разбухли. Казалось, что гробы сейчас всплывут откуда-то из глубины земли, что памятники выпадут из нее, как молочные зубы. Ограды блестели ржавчиной. Противная псина шаталась неподалеку и смеялась, казалось, человеческим голосом. Клиффорды подошли к богатому склепу, символы масонов составляли все его орнаменты. Ледяные струи дождя бежали по мраморным стенам гробницы. Гоготанье тишины донеслось и до сюда.
Капитан взглянул вперед, в глубину леса, где землю прикрывала однородная зеленая трава. Он, нахмурившись сделал шаг вперед. Что-то хлюпнуло под его ногами. Капитан не предал этому значения и, сделав резкий шаг, по колено провалился в болото, показавшееся от расступившихся растений. Он тут же сделал истеричный взмах другой ногой, и та тоже угодила в болото. Капитан крикнул. Крик его испугал лес. Он бросил винтовку на твердое место перед собой и, резко схватился руками за какой-то куст. Тот тут же поплелся за руками капитана прямо в яму. По плечи в тине, капитан со слезами на глазах искосил рот и, крикнув Чарльзу, в смертельном страхе приказал ему достать его из болота. Капитан еще больше побарахтался и еще больше ушел под землю. Одна голова с рукой торчали из этой лесной Харибды. А она пережевывала тело капитана, истошно кричащего Чарльзу какой-то предсмертный страшный вздор. В голову Чарльзу тут же гонгом ударили две мысли. Одна — от ангела, вторая — от князя мира сего.
Кучер ударил по замку и склеп открылся. Лязг металла осатанело провизжал какое-то проклятье. Взору Клиффордов открылась такая картина: на алтаре близ гробницы лежало разложившееся раздробленное тело теленка, стояли свечи, и к самой большой из них был приставлен инструмент вольных каменщиков, запечатленный на их гербе. Он был измаран в крови и своей верхушкой указывал чуть выше, на некий механизм, который открывал, видимо, неподъёмную крышку саркофага. Это была протянутая рука, которая ждала ответного жеста, однако пальцы ее были сложены как-то странно, особенно. Вкруг захоронения были начертаны слова на некоторых языках: «Никто не знает Отца, кроме Сына». И прибавление: «Последние станут первыми», «Кто примет награду пророка, получит награду пророка», «Не все смогут войти…» и т.п. Прогремел гром. Искры от него эхом пронеслись по склепу. В глазах каждого отразились страшные всполохи смерти. Эпитафия осветилась на мгновение. И на крышке гроба мелькнуло отражение имени погребенного: «Финли Клиффорд. 1818-1840 гг.»
Конец I акта.