Элизабет ждала Артура прямо за дверной аркой, ведущей на кухню; прижатая к стене спиной, она еле дышала, словно боясь порваться: в этот миг, когда она совершенно притаилась в ожидании встречи с ним, ей казалось, что один резкий вздох, и легкие разорвут ее тонкую белую кожу, и без того дрожащую от набата тревожного сердца. Держа в одной руке книги, а в кулачке другой зажимая какой-то предмет, она чуть ли не слилась со стеной и была совершенно незамечена кухарками, обитающими в закрытом от взора печью углу – ее выдавал только кричащий заточенный блеск в прозрачных пылинках слез. Артур вошел, она тут же кинулась на колени и, выслушав его, покорно наклонила голову: «Yes, my lord», — прозвучало шепотом, в котором не было ни страха, ни раскаянья, а только бесконечная преданность. После, она быстро встала и, прижавшись к Артуру, вложила в его карман маленькую колбочку с жидкостью, сопроводив свой жест словами: «Как вы и приказывали». После этого она мышкой последовала за его спиной, прикрываясь и поднимая с пола одежду. Артур уже не слышал ее шагов, когда зашел в свою комнату.
Спустя пятнадцать минут капитан сам укладывал собранные вещи Клиффордов в багаж дилижанса. Положив на самый низ саквояж Артура, он забросил в угол вещи Чарльза, но, когда уже потянулся за сумкой Финли, был прерван тем, что из дома деловито вышла Анита, держа в руках, очевидно, и свой багаж. Капитан сначала усмехнулся в нос, а потом хлопнул себя по лбу, мученически закрыв глаза и проведя рукой по всему закостенелому лицу сверху-вниз. Он тут же сгорбился, прошипел что-то в ладонь, которая больше походила на заржавелую кольчужную рукавицу, и еще раз ударил себя по лбу. «Ох ты ж. Так и знал…» — Капитан укоризненно поцокал в небо и, пошаркав сапогом по газону, встал прямо. Следующим шагом на пути к самообману, что «все к лучшему», стал стальной ядронепробиваемый взгляд из-под бровей: капитан хотел сожрать Аниту, но она оказалась несъедобная. Капитан попытался проглотить своим взором и, черт бы с ним, несъедобную Аниту, но она была неперевариваемая. Капитан аж подавился и, откашлявшись, принял из ее рук саквояж, поприветствовав нового попутчика словами: «Ну Вы-то куда собрались?.. Боже правый… Боже пра… нет-нет, просто молчите, прошу вас», — отвернулся служивый к багажу и, найдя место вещам Аниты, закончил сборы, положив сверху сумку Финли. Перед тем как закрыть ящик багажа, он вытащил из него сумку, очевидно, с принадлежностями для винтовки, что была приставлена к карете, и перекинул ее через плечо. «Та-а-ак-с…» — прохрипел капитан и, ловко схватив винтовку, подвел Клиффордов ко входу в дилижанс. Открыв дверцу, он ухмыльнулся и, залез рукой в тайный кармашек на ней. «Ну, значит, это я тоже заберу», — капитан достал револьвер и положил его в сумку, неуклюже расстегнув пуговицу на ней, — «Зачем, собственно, вам все это дело, правда? Вы ж эти. Как бы сказать. Ну, не важно, в общем, кто вы. Залезайте и поехали. Дорога у нас одна, собственно — прямо на север, не сворачивая с главной дороги, так что не бойтесь, мы не потеряемся. Это я вам, так сказать, да. Чего надо будет — постучите посильнее, там… Ну и. Как бы. Да».
Капитан дождался, пока все усядутся по местам и едва уловимым движением руки запер на ключик дверь кареты, залез к извозчику, осмотрел богатое имение, недовольно цокнул так, что извозчику послышалось нечто, вроде слова «зажрались» и энергично свистнул. Конвой в количестве двух солдатиков тут же запрыгнул на коней, карета двинулась, скрипя передним колесом, и бытие следующих семи часов преобразовалось в однообразное течение земляной реки, по волнам которой вяло шагали лошади, высекая подковами булькающие и усыпляющие звуки.
Солнце уже устало потирало глаза, когда конвой протоптал дорогу до того места, где начиналась узкая тропа, окруженная стеною молодых, но довольно высоких деревьев и кустов, сквозь которые едва виднелись непаханые и брошенные, уродливо ощетинившиеся поля. Сухие ветки кустов, словно костлявые пальцы скреблись по стеклу кареты, отбарабанивая что-то бессвязное и, из-за этого, мрачное. В жестких тенях деревьев, эта узкая тропа, казалась ковровой дорожкой к госпоже Смерти, по бокам которой стояли по стойке смирно сухие копьеносцы, одновременно и подгоняющие дальше, и молящие о прекращении их мук. Капитан вооружился взглядом и решил покрепче взяться за винтовку, кашлянув в сторону. Извозчик, ожидающий какой-то неприязни, всполошился от неожиданного звука и, вздрогнув, хлестнул лошадей. Животные заржали, выпустив языки, и вскочили, создав холодящее эхо меж сухих корневищ. Десяток черных ворон вдруг проклинающе каркнули и слетели с верхушек дерев. Кони помчались, карета затряслась, капитан ухватился за пуговицу извозчика и уже хотел что-то прошипеть ему в челку, но остановился, увидев впереди поваленное деревцо поперек дороги, на стволе которого сидели солдаты английской армии и о чем-то беседовали, не отводя глаз от приближающейся кареты. Дилижанс наткнулся на кочку так, что его пассажиров чуть подбросило, и остановился напротив союзников. Капитан поправил усы, не глядя отдал винтовку извозчику, и спрыгнул на землю, одновременно доставая из кармана папиросу. Сотворяя из скомканной папиросы орудие медленного, но верного самоубийства, он приблизился к этой группе вояк, которых тут было человек десять с лошадьми на каждого. Пара мужиков фамильярно встали, когда капитан махнул им рукой, и самый высокий из них, тот, что был с повидавшей жизнь щетиной, подал старшему по званию огоньку. Капитан прикурил, помусолил папиросу во рту с минуту, помялся в сапогах, покряхтел чего-то, и только после всего этого обратился к сослуживцам: «Чего стоим? У нас так все нормально, вот, едем, понимаеш себе», — в этот момент он быстро обернулся и впился прищуренным глазом в Артура. «Едем, понимаешь…», — повторил он, шмыгнув носом.
— Да понимаю, понимаю, капитан. — Искривил рот наш новый знакомый. — Единственное, знаешь, не ясен мне тот момент, зачем нам, вообще говоря, с тобой тут комедию ломать, а? Ну, зачем это, другими словами, нам тут жизнями рисковать ради какой-то галочки. Не знаю, как ты, а я подставляться под шальную пулю не хочу, — говорил он, обходя дилижанс. — Это ж Клиффорды у тебя?
— Ну Клиффорды, но это, прямо скажем, уж не твое дело. Я тут не соби…
— А если Клиффорды, и если это ты тот самый капитан, то, какие, собственно вопросы. М? — пока наш капитан дымил, присев с остальными солдатами, щетинистый открыл багажник, вдарив по нему со всей силы. — Вот слушай, давай по-хорошему. Пусть все останутся живы, по крайней мере мы, да ты. Капитан, нам всего лишь нужно разыграть ограбление с разгромом и каплей крови, не больше.
В этот момент говоривший раскрыл сумку Финли, лежащую сверху, и, достав блокнот, положил его между сумок. Далее, он ловким движением достал из кармана спички и поджег блокнот. Через минуту потянуло жженой резиной, но капитана волновало другое:
— И все же, я не понимаю, сынок, что ты тут мне говоришь вообще. Я не знаю ничего, и это. Давайте, убирайте бревно отсюда, мы торопимся.
— Да отец, что не понятного-то? Мы берем, сжигаем к чертям собачим карету… — спокойно говорил щетинистый, раздувая огонь.
— Как. Карету. — Тут же встал капитан.
— Потом лошадям мозги выбиваем. Давай, ребята, — махнул он рукой друзьям, и те, достав револьверы, один за другим прострелили ездовым головы.
Кони капитанских солдат от испуга встали на дыбы, как и капитан, чуть ли не проглотивший папиросу, несущийся со всех ног к щетинистому, который уже развел в багажнике настоящий пожар.
— Ну, чего он не выходит-то? — с веселым спокойствием кивнул щетинистый на пассажиров.
— Ты кто такой, паразит?! — рвал горло капитан, отрывая пуговицу сумки в поисках револьвера.
Но противник уже схватил капитана за грудки и, откинув его от себя в сторону, оглушил прикладом появившегося в руке пистолета. «Ну не хочешь по-хорошему – как хочешь», — констатировал солдат, изготовляясь к стрельбе и не обращая внимание на свалившегося на землю капитана. Его солдаты тут же подняли винтовки и револьверы, и под крики «Не трогать капитана и Чарльза» раздались первые выстрелы.