Космос. Бесконечный, безмятежный океан темноты, которую не смог объять свет; темноты, которая даже не знает своего звания – так много у нее звездочек на погонах вечности; темноты, не слышащей смеха и плача людей, копошащихся на какой-то пылинке-планете. Космос просто держит в своих руках Землю, просто держит, бездумно, даже не глядя, даже не слушая, а человек думает, что космосу есть до него какое-то дело. Но нет, бесконечность лишь отекает планеты, звезды, астероиды и все прочее, бессмысленное и глупое, как сама жизнь в лермонтовской интерпретации. Но и она, гениальная, ничего не значит для этой неохватной чернильницы, в которой плавают, лопаясь, пузырьки-звезды. Что сделала наука, что сделал человек! Он обессмыслил космос, пространство и время, он обессмыслил себя.
Как было бы здорово вернуться в античность, в гомеровскую античность, заговорить ионийским акцентом, воспеть Ахиллеса, Пелеева сына и, глядя на монументальную, чарующую своим величием статую Зевса, развернуть у себя в голове папирус мировоззрения древнего, хотя уже и не хтонического, человека: небо держится на плечах атлантов, а на соседней горе пируют греческие боги, заигравшиеся в собственные интриги. И что эти боги для человека? Так, культ, ни к чему не обязывающий, только к поклонению во имя держащегося на ручищах полубогов неба. Небо это так же бессмысленно, так же тупо и глупо, как и современный космос. И в этой тупизне грек видел себя, осмысляемого и значимого что-то для этого неба. И если бы сегодня мы мыслили ровно так же, то тот факт, что Евгений Александрович, смутившись словами Валентина о том, что «кто-то стоял у двери», выглянул на улицу в поисках этого человека, — этот факт имел бы смысл, имел бы достоинство, общечеловеческое достоинство совершенного во времени. Тот факт, что действия Саныча запечатлелись в прошлом навсегда, в этом прошлом под греческим небом, - заслуга человека, которому остается для сохранения этой заслуги лишь приносить жертвы выдуманным богам. Но сегодня мы знаем, что небо это не упадет на нас сверху, что бы мы ни сделали, и, избавившиеся от этого страха, мы предстаем перед бесконечно тупым космосом, который просто держит нас в своих медвежьих лапах, просто держит, бессмысленно и безэмоционально. И прошлое его тоже бессмысленно, и факт прошлого безрадостен.
А как было бы здорово перенестись в кабинет писателя эпохи лишь появляющегося психологизма, например! Писатель этот, всматривающийся в души своих персонажей, усматривал в них величайшие смыслы, величайшую ценность в самом движении этих душ, того, что выразилось в живом эллинском Ψυχή — одновременно, в душе, в духе, в жизни и… в бабочке. Поразительно значение этого слова, воспринятого ближневосточными мудрецами в первые века: в нем бьется великий смысл, порождающий величайшую ценность и осмысленность. И поиск этой бабочки в душе — вся жизнь писателя той поры. Какой же смысл нашел бы он в том, что Евгений Александрович, заинтересовавшись тем, что за дверью «кто-то» стоял, вышел на улицу! Писатель проник бы в душу этого героя, рассмотрел ее под лупой (высмотрел бы даже то, что Евгений Александрович пребывал в блаженстве от окончания процесса рассасывания барбариски и проч.), писатель бы вдохнул, обязательно вдохнул бы смысл в эти пустые действия: старик взял ручку двери, открыл ее, вышел за дверь. Писатель создал бы целый роман, захлестнувшись душою в этот момент банального открывания двери! Впрочем, у него был бы и вариант короткопостнуть, это да. И сегодня скажу я вам, нет разницы – роман или короткопост, ведь сегодня мы знаем, что космос просто держит нас в своей скупой памяти. Перед таким пустым космосом исчезает всякий смысл души.
И только подумайте, а что бы могли сказать об обычном действии Евгения Александровича люди, которые находили великий смысл в абсолютной бессмыслице: бизнесмены и художники, сектоведы и трактористы, ветераны и врачи, композиторы и учителя…
Но перед космосом все это бессмысленно, ибо все бесконечно. Все, кроме человека, который умирает и переживает эту смерть, это умирание. В христианстве этот момент осмысленного проживания смерти, по сути, единственной осмысленной и имеющей смысл вещи в жизни, называется успением. И смерть, дающая все же человеку смысл в этой неумирающей космической бессмыслице вокруг него, по мысли выдающегося мыслителя конца XX века А. Шмемана, является таинством – осмысленным соединением человека с этой вечностью и превращение ее, тупосмотрящей на вещи, в человеческую вечность. Вечность с сострадающими глазами.
И пусть этот рассказ не имел много смысла перед вечностью, повествуя о том лишь, что Евгений Александрович вышел на улицу, он кончается, а значит, мне хочется в это верить, обретает какой-то чарующую и космическую ценность.