Мэг стояла над автоматом для продажи билетов и не верила своим глазам. Трижды перепроверила и переввела координаты, но неумолимый экран упорно не желал изменять отображенную сумму. Пришлось признать, что билет теперь стоит в два раза дороже, и дешеветь в ближайшее время не собирается. Билеты — они вообще никогда не дешевеют. Даже межостровные катера с каждым годом дерут все больше, чего уж желать от космолетов.
Но черт возьми, это еще пять лет работы! Она просто не выдержит. Еще через пять лет ей будет почти тридцать, и кому она будет нужна? Если доживет, конечно, ее частенько посещали мысли о самоубийстве, и держала только упрямая надежда на светлое будущее где-нибудь вдали от родной дыры, которое крохотными шажками, но все-таки приближалось с каждым отложенным милликредитом. Физических сил в ней было хоть отбавляй, а вот морально после долгого времени почти полной социальной изоляции и тяжелой работы она была на грани истощения. В какой-то программе в бесконечно бубнящем в углу головизоре начальника склада юная точеная красотка бойко рассказывала, что физические упражнения приносят радость, агитируя почаще выходить из виртуальной реальности в спортзальную. Взять бы эту куклу с килограммовой гантелькой в руке и поставить сюда на пару часиков ящики с мороженой рыбой потаскать — уж Мэг бы поглядела, как ее счастьем накроет!
Впрочем, большинство головизорских программ и мыльных опер, щедро пересыпаемых рекламой, были довольно далеки от реальности, особенно от реальности Оушена, на который технологии и новости попадали в основном случайно и зачастую уже давно устаревшие, но он был единственным доступным Мэгги источником хоть какой-то информации и способом не сойти с ума от одиночества и монотонности труда. Ее личный старенький терминал связи давно сломался, а новый она покупать не стала — здесь ей звонить некому, а тарифы на выход даже в планетарную Сеть непозволительно дорогие, не говоря уже о межгалактической. А так за неимением собственной личной жизни можно было сопереживать сериальным героям и жителям далеких планет, на которых то и дело вспыхивали какие-нибудь конфликты или находили что-нибудь интересное или опасное. К тому же, не будь его, она и не узнала бы о Бирже, а ведь именно та короткая, но яркая реклама посеяла в ее измученной душе зернышко Надежды.
И сейчас, находясь в шаге от исполнения мечты — а ей действительно казалось, что достаточно вырваться отсюда, и все сложится, — девушка отчаянно не хотела возвращаться в однообразную рутину пропахшего рыбой и пропитанного солью склада, на жесткую, сложенную из ящиков койку в углу, служившую ей постелью, под насмешливые взгляды рабочих и подгоняющие крики начальников.
На глаза навернулись слезы. Этого не может быть. Не может все закончиться вот так, еще даже не начавшись!
За годы издевок она научилась прятать свою боль, но сейчас ей стало настолько все равно, что она просто опустилась у ближайшей стены на пол и вдоволь наревелась. Единственный космодром на Оушене, особенно в пассажирской его части, — место достаточно пустынное и безразличное, поэтому на нее никто не обращал внимания.
А потом проснулось упрямство на грани злости. Она не позволит судьбе просто так ее сломать! Она не вернется назад! Она улетит отсюда, во что бы то ни стало! Даже если придется пробраться на корабль зайцем! Даже если придется лететь в грузовом трюме! Даже если придется весь полет драить кому-то туалеты!
Даже если придется заговорить с незнакомым мужчиной.
Это оказалось на удивление сложно, но уже третий спрошенный в грузовом отделе принял ее на свой корабль — то ли сжалился над странной девчонкой с заплаканным лицом, то ли решил немного подзаработать. В любом случае, уже через несколько часов темно-синий шарик родной планеты стремительно уменьшался в размерах в иллюминаторе, превращаясь в едва различимую точку, а у Мэгги появилась отдельная каюта на самом настоящем межзвездном корабле. Ну и что, что старом и грузовом? Это было счастье.
Они, конечно, смеялись над ней. Называли красоткой, подмигивали лукаво, хихикали за спиной. Это было неважно — к насмешкам она привыкла. А вот подарки их были вкусными. Она поначалу думала, что они подсунут ей слабительное или еще какую гадость, чтобы поиздеваться, но потом попробовала — и ничего плохого не случилось. Ее родная планета фруктами была не богата, поэтому для Мэг это были настоящие деликатесы, и под конец поездки она даже научилась принимать их спокойно и с благодарностью, а не с подозрительностью, убегая к себе при первом удобном случае.
На корабле даже был один техник почти с нее ростом, одним этим казавшийся ей невероятно красивым. Эх, не будь она такой уродиной, она бы рискнула с ним заговорить! Может быть. Но так лишь пыталась незаметно оказаться где-нибудь, где могла бы его встретить, чтобы полюбоваться на его широкие плечи и чудесные усы, в которых он прятал улыбку. А если вдруг эта улыбка адресовалась ей, она мигом становилась пунцовой от смущения и поспешно ретировалась в свое убежище.
За подобными невинными играми и бесконечными мечтами о ярком и счастливом будущем путешествие пролетело достаточно быстро, и вот она стоит у посадочной капсулы и всецело разделяет ее недовольство предстоящим тесным соседством. Мэг не очень представляла, как они работают, но капсула казалась определенно живой и не испытывающей приязни к своей потенциальной пассажирке, а ведь ей предстояло залезть прямо внутрь и довериться этой китообразной штуковине. Однако выбора особого не было, и, попрощавшись с экипажем и даже выдавив из себя улыбку, она забралась в капсулу и приготовилась нырнуть в новую жизнь.
Это действительно было похоже на нырок. Вот только высота была неимоверной, и вместо привычных сине-зеленых волн океана навстречу ей неслась суша со всевозможными строениями и копошащимися людьми, пока слишком мелкими, чтобы различить отдельных из них. Оставалось надеяться, что эта штуковина успеет вовремя затормозить...
Они же умеют тормозить, правда?
Когда поверхность стала устрашающе близкой, Мэг зажмурилась и сгруппировалась, вцепившись в свои нехитрые пожитки.