Когда все отличившиеся за последнюю луну получили свою долю почета, вперед вышел глава септа. Он обвел долгим взглядом присутствующих, набрал в легкие воздуха, будто собираясь произнести речь, и выдал:
- Все молодцы! Гуляем!!
От многоголосого воя пригнулось пламя костров, а перепуганное эхо многократно повторяло одобрительные выкрики. Кроме огромного костра, уже разведенного у Сердца каэрна, были разведены еще несколько, поскольку сегодня народу было куда больше обычного. Хранитель лично выбил дно у первого бочонка с легендарным пьяным медом Фианн. Вкус этого напитка был известен немногим за пределами племени, говорили, что этому рецепту рыжие* выучились у своих родичей-фей. Хотя огромное большинство молодых оборотней едва ли осознавали, что когда-либо встречали в своей жизни подменыша. Драгоценный напиток обычно если и подавали на вече, то только в кругу старших, или угощали отличившихся. Но на сегодняшнее вече вытянули все запасы, решив не мелочиться. Мед казался легким, и алкоголь в нем почти не ощущался, зато через пару шагов начинала кружиться голова, а ноги и язык заплетались, как влюбленные змеи. Стоило же только присесть, как душу наполняли воспоминания о счастливых моментах, особенно связанных с летней порой.
Дик и Даниэль вспомнили, что на этот мед нужен был очень редкий цветок – эльфийский летний клевер. Цветок мало того что редко встречался, он еще и кочевал во времени в поисках лета. Пока на земле царили другие сезоны, он прятался неведомо где, а выныривал в Бодрствующий мир только летней порой. Лучше всего разбирались в этом клевере феи или имеющие в своих жилах кровь Дивного народца, маги тоже искали его для каких-то ритуалов и крыли замысловатым енохианским матом тех, кто собирал бесценный цветок просто для приготовления напитка. Мед из такого клевера вышибал землю из-под любых тревог дарил радостное возбуждение и забвение проблем, не оставлял похмелья. И, главное, он магнитом притягивал к себе радость или память о счастье, какие только сохранялись в душе…
Горели костры, откуда-то слева слышался звук большого барабана. Отовсюду слышались радостно-возбужденные голоса, вокруг смешались лица и морды – все попринимали ту форму, которая казалась им в тот момент удобнее, и устраивались у главного костра или возле костров поменьше.
Наступала часть ночи, посвященная песням и историям.
Как обычно у Фианн, вначале звучали песни о былой славе, а мастерство исполнителей и пьяный мед заставлял проходить перед внутренним взором слушателей картину за картиной. Герои прошлого сходились в яростной битве, выползала из забытых щелей разъедающая все на своем пути мерзость, горели корабли и города, прорастали сквозь пожарища цветы, раскатывался по подлунным просторам волчий вой. Сквозь историю людей кровавой нитью проходила история великого противостояния вселенских сил, в которой Гару пытались защитить живой мир. Некоторые из эпических историй произошли совсем недавно, некоторые были старше письменной истории человечества. В одной истории из прозрачного синего моря выходили на берег разноцветные полчища порождения кошмаров, которых встречали облаченные в свет Туата, вместе с союзниками из оборотней, события, которые сохранились как смутная память в легендах людей мира. В другой – как во время строительства континентальной железной дороги потревожили чудовищного бейна, который тут же подчинил себе силы Вайвера и переродился в Пожирателя Штормов, чудовищную бурю, опустошавшую мир духов и людей долгие годы. Пожиратель считался непобедимым, и его удалось вновь запечатать только ритуалом самопожертвования величайших Гару всех тринадцати племен…
Заблудившиеся на тропах памяти и сказок, молодые оборотни не сразу осознали, что сейчас поют… о них! Горестный плач об оскверненных лесных святилищах, тревожная история о бейне на поляне, и наконец – отважный штурм логова, где Вирм вновь использовал Вайвер чтобы отравлять землю, спасение незадачливой стаи… было безумно странно чувствовать на себе взгляды, и понять вдруг, что эта песня сейчас стала частью истории Гару. Даже через годы какие-нибудь молодые оборотни будут слушать о недавних приключениях, готовясь к собственным…
Потихоньку все меньше вокруг было песен, все больше просто разговоров, шуточной пока борьбы. Оборотни – невероятно эмоциональный народ, и возбуждение начало выплескиваться. Старшие хорошо знали .что на этом этапе не стоит предоставлять молодежь самой себе. И вот одна за другой вступили скрипки, вновь ударил барабан. Женщина танцевала у главного костра, будто плыла над землей, и одна ее рука была скрыта сказочной красоты платком, плавность ее движений завораживала. Когда танец кончился, все выдохнули, вдруг поняв,что задержали дыхание. Затем, почти без перерыва шагнул вперед мужчина с неподвижным, будто каменным лицом, держа в руках короткое копье с широким наконечником. Никто не мог сказать, было это танцем или боевым искусством. Шаги, рывки и повороты сплетались в странный узор, тяжелое копье то порхало в танце защит и обманов, то пригвождало к земле невидимого противника…народ воинов заворожено следил за древним танцем, и когда он вдруг завершился, раздался дружный одобрительный вой. Тут кто-то со смехом выпихнул в освещенный круг молодого оборотня, тот, хохоча, запрыгал в какой-то совсем уж несусветной пляске, и вдруг на высоте прыжка кувыркнулся в воздухе, приземлился на четыре лапы и вновь заскакал, радостно тряся ушами. Под дружный смех кто-то то и дело выскакивал в круг, отплясывая, и скрипки заиграли быстрей. Полетела в костер первая набитая порохом кружка, искры под громкий треск взвились до небес. И вот уже большая часть присутствующих посрывалось с мест, принялись плясать. Кто-то собрался в пары, а большинство понеслись вокруг костров закрутившимся несколькими петлями хороводом. То несясь друг за другом, отплясывая кто во что горазд, то, обхватив кто оказался рядом за плечи, пробежаться цепочкой. Холод мира отступил перед неистовостью праздника народа Перевертышей. Нет ни смерти, ни больного мира, ни горя, только бой барабанов, как сердечный ритм, каждый растворился в пляске, стал частью потока, вьющегося вокруг огня. Танцуй, это золотая ночь, ночь пламени и воя, пока смерти нет места в сердце, она не имеет над нами власти.
И вот, когда все, хохоча, повалились на землю, и немного отдышались, раздался новый вой. Опустившийся от серебристого клича к глубоким переливам, он звал, будил что-то в глубине. В нем жила тоска по свободе, которую дают лишь Луна и ночь, вдали от огня и теплых клеток, в которых прячутся от тьмы и ветра. Он говорил с волком, и волк внутри каждого отзывался. Была уже такая глубокая ночь, что звезды казались выше, предвещая рассвет, ночной лес был полон свежей мглой, манил и тревожил. Там, на поляне, рыжая волчица, задрав голову к небу, пела, дразня и зовя. И все собравшиеся, меняя форму, потекли вслед за ней серой рекой.
Это волчье счастье – нестись, чувствуя рядом товарищей, следовать за вожаком, гнать добычу, спешить к другому счастью – объятиям любви или свежей, горячей крови.
Огромная стая волков, покинув сердце каэрна, растеклась по ночному лесу. Они бежали, чутко улавливая запахи, перепрыгивали препятствия, растекались и вновь собирались вместе. Горе любому, несущему в сердце тень, если он попадется на пути Ночного Бега. В этом Гоне, в ночном полете окончательно выплескивались все тревоги и напряжение, появлялась усталость, легкая, как сны ребенка. Постепенно, один за другим, оборотни растворялись в ночном лесу, найти кто – себе пару на ночь, кто – спокойное место, чтобы свалиться и заснуть, кто – вернуться к догорающим кострам и умиротворению разговора по душам. Камаир, как говорят феи, время когда догорают угли, затихает праздник и хочется тихонько поговорить с теми, кто покажется близок сердцу.
Так заканчиваются собрания оборотней.