ссылкаСолдат оставил свою работу и подошел к Леонарду, опускаясь рядом с ним на колени и помогая ему сесть.
- Я знаю, брат, знаю, – устало и негромко сказал он, и что-то в его голосе заставило Рихтера поверить, что он действительно знает.
Такова была его расплата: чувствовать всю боль, так или иначе причиненную его действиями, раз за разом закладывать мины и каждое мгновение проживать до мельчайшего оттенка страдания всех, кому они хоть как-то навредили. Не в силах остановиться, без возможности что-либо изменить. Стрелять во врага и ощущать горячее проникновение пули в собственную плоть. Вместе со своими зачастую ненамеренными жертвами лишаться конечностей, зрения, жизни, рассудка. Снова и снова, годами и десятилетиями, теряя им счет.
Говорят, человек привыкает ко всему, кроме боли. Это не так. Даже к боли можно привыкнуть, если она монотонна и терпима. И именно поэтому она с каждым разом усиливается, накладывается, множится, обрушивается на него лавиной горя, многоголосьем рыданий. Его утешает одно – он знает, что это не навсегда: его вина искупится тогда, когда последняя заложенная им мина взорвется или выйдет из строя и умрет последний человек, пострадавший от его действий. И он ждет и терпит – ему больше ничего не остается. И, сам того не ведая, своей гибелью Лео приблизил момент избавления своего палача. Такова ирония высших сил.
Давно забыт стыд, и даже чуть отступило одиночество, и двое взрослых незнакомых и в то же время таких близких мужчин стоят на коленях в неловком объятии посреди пронизанного солнцем и пропахшего дымом леса. Льются слова из уст и слезы из глаз, и до них никому нет дела, ведь окружение – лишь декорация.
Там, где время имеет относительное значение, есть возможность вдоволь наговориться – и они говорили. Пока не высохли слезы, пока не закончились слова, пока не были получены ответы на все вопросы, на которые мог быть получен ответ. И потом расстались – ведь даже здесь ничего не длится бесконечно.
Здесь у каждого свой ад. Оставшийся безымянным солдат останется отбывать свой уже идущий к завершению срок, у Лео же он только начинается. Кто-то скажет, что это и не ад вовсе – видеть бесконечную череду упущенных возможностей, отстраненно сопереживать тому, чему не суждено произойти. Это тоска, но не боль. Печаль, но не горе. Как знать…
И когда-нибудь в одной из граней несбывшегося незнакомка с глазами цвета меда скажет ему, что ему обязательно повезет, потому что в нем еще теплится свет, погасший во многих.
Он усмехнется – впервые за очень долгое время.
И это будет новым началом.