Если многих сдерживала субординация, то Омлет, знакомый исключительно с рецептурными иерархиями, снова поднял голос. Каждый видел, что за торжественным столом повар сидит сам не свой и понятия не имеет, как себя вести. От этого его речь то приобретала тягучий сельский говор, то превращалась в карикатуру на дворовый жаргон:
— О-ой! О-осадите, пожалста, ваша светлость. Как же вы так изволите!
От восклицания Филиберт сбился на фальцет и засмущался того сильнее.
— Энто самое... Вчерася вечером на вашенский город напали троллеры, а повозку растерзали в лесу. Кто тому вина? Я, конечено, не полистик, — тот Филиберт неуверенно поглядел на Ричарда, спохватившись, что не стоило начинать. Но было поздно. — Не полистик, значится, ага. И больше в каше секу, чем в высокой болтографии, но вот чего скажу. Вона в Сембии никого не режут. Там наш фогт бывал и много добрых товаров привозил. А Лунной долине сам чёрт таперича не брат. Троюродный дядёк сказывал, что кабы не Сембия, так Архенский енерал давно бы всех на щит положил да в жо... да в печку сунул. Почему же вы сембийского купца с порога знать не желаете, а с лесным демоном так горите договор учинить? Ужно простите за эту, за прямоту. Я в Долинах, знайте, сам вырос и за своих завсегда горой. Да токмо купцы мне ближе, чем... чем...
Филиберт не нашёл в себе сил указать на пленницу.