— Тут беда, — потусторонним голосом зашептал Омлет, всем телом опираясь на стойку.
Вместе с его словами вокруг распространялся сильный яблочный дух. Сказывались дни скучного пути, которые Филиберт, в полном соответствии с опасениями мэтра Эльстера, наконец-то смог разбавить. И, при виде такого его состояния, бровь барда-полукровки поползла вверх, отражая смешанное с сомнением удивление — Навин не ждал беды в такой момент.
— Какая беда? — тихо вздохнул полуэльф, опустив кружку на дощатую столешницу.
— Большая беда... — не унимался Омлет.
— Говори, наконец, — будучи старшим среди них двоих, Навин почему-то чувствовал на себе ответственность за младшего товарища.
— Больш...
— Да понял я уже! — Навин упёр руку в бок, а второй локоть поставил на стойку. Ему было тепло, сыто и весело, и слышать ни о каких бедах не хотелось.
— Вот... — Филиберт путано поднял пальцы, пытаясь что-то на них изобразить под взглядом Навина, в котором сверкнуло понимание:
— Ага-а. Кажется, осознал.
Рыжий обрадованно закивал.
— Что, положил глаз на одну из «дочек»? — спросил менестрель, уже прикидывая, как бы рассказать Омлету, что женщины — это не взбитый мусс, и любовь к ним бывает неразделённой.
— Чего?! — воскликнул Филиберт, перебив все Навиновы мысли, и радость на его лице сменилась досадой. — При чём тут это вообще?
— Ну, а что? — Навин неопределённым кивком указал на батарею бутылей и крынок, поднимавшуюся за стойкой. Аккурат у них Берениса, на архенский лад именовавшая себя Бэрнисс, вытирала руки большим полотенцем.
— Да ничего, — Омлет даже не посмотрел в её сторону. — Ты лучше на Шанти погляди.
Понизив голос до совсем глухого кудахтанья, Филиберт при этом показал пальцем прямо в сторону компанейского стола, где Креван о чём-то рассказывал Роберту вполголоса, а лорд Илмет принимал бокал. По обыкновению меланхоличный вид мастера Аркина навёл Филиберта на мысли, что незримая эльфийская борода обладает месмерической силой.
— Ну... — протянул бард, глядя то в сторону Назаэля, то на ныряющий в кружку с сидром конопатый нос Омлета. — Ну...
— Что «ну»? — хищно прошипел Филиберт.
В голове Навина, как это принято выражать в театрах, роились мухи непонимания. Полупустой трактирный зал наполнялся смутной тревогой.
«А может, Омлет чего заметил? Может, этот следопыт на деле задумал недоброе?» Бард, помимо воли, уже выстраивал порочную цепочку событий и заговоров, которая непременно приведет к падению Долин. И есть лишь горстка героев, что способна предотвратить это! Словом, всё как в лучших балладах, которые Навин учил вместе с бродячими артистами. «Тяжелая доля Избранника», скажем. Или «Один в поле воин» — с сомнением покосившись на Омлета, Навин решил, что с этой балладой точно стоит повременить. Была, конечно, ещё «Шестьсот шестьдесят шесть подвигов Иолана», но здесь Филиберт больно пнул его по щиколотке.
— Что встал? Видишь?
Полукровка окончательно обернулся к столу, где засел Виддик сотоварищи, рассматривая черноволосого эльфа.
— Скажу тебе по чести, Фил, он не самый яркий представитель своего рода.
— Вот именно! — воскликнул Омлет. — Не самый яркий! Смекаешь?
— Я и то легче сойду за дивного эльфа, — мимоходом добавил менестрель.
— Латандер милосердный, при чём здесь ты? На Шанти гляди.
— Вроде...
— Вроде? Вроде? — поторапливал Омлет. — Бороду видишь?
— Какую ещё бороду! Это обычный Шанти! — уже здорово беспокоясь, воскликнул Навин. Краем глаза он заметил, что и Бэрнисс за стойкой исподтишка рассматривает их компанию. Вроде бы и нормальное поведение для трактирной хозяйки в поздний вечер, но теперь, с Омлетовой-то подачи...
Филиберт на мгновение задумался, пытаясь найти объяснение.
— Так, постой, — сказал он. — Ты рукоблудствуешь?
— Ч... ч... — оторопев, Навин вытаращился на него.
— Рукоблудствуешь, а? — повторил Филиберт тоном обвиняющего кардинала.
— При чём здесь...
Служанка, уносившая от стола корзину с корками пирогов, звонко хихикнула, но Омлет наградил её неожиданно широкой улыбкой и подмигнул. Но выражение лица Навина внезапно стало серьезным. Он выпрямился и, строго посмотрев Филиберту прямо в глаза, начал поднимать ладони вверх, держа их на небольшом расстоянии друг от друга, будто собирался прихлопнуть комара.
— Следи за руками, — сказал музыкант.
— Это ответ, да? Вот почему ты не видишь!
— Следи, говорю.
— Чего ещё следить? Я знал! Я зн...
Бац! С несильным шлепком ладони хлестнули по щекам Омлета, а Навин захохотал, отталкивая приятеля.
— Да ты похоже пьян, Фил! — во весь голос заявил менестрель сквозь хохот.
— Я не пьян! — завопил Филиберт, схватившись за лицо.
— Не ори, — продолжал заливаться полуэльф, аж упав лицом на стойку. — Что, что ты спьяну углядел?
— Бабка сказывала, кто рукоблудствует, тот не видит ни рожна, — растерянно отозвался Омлет. — А наш Шанти побелел, чтоб тебя! А ты не видел!
— По... побел... побелел? Как заяц по зиме?
— Заяц... — ахнул повар. — Заяц. Ужели мне то не было ясно!
Навин пытался указать на кружки, но смех душил его всё сильнее.
— Лучше не налегай так, брат.
— Пошёл в Тею!
Бард ещё раз попытался достать Филиберта по уху, продолжая хохотать, но в этот раз повар был настороже и отбил его выпад.
— Не хочу тебя расстраивать, но рукоблудие проверяют по волосам на ладошках, — авторитетно высказался Навин.
— С чего решил? — Омлет прищурился.
— Кеворрин так говорил давеча, чтоб ты знал.
— Ничего он такого не говорил.
— Говорил, говорил, — соврал Навин. — Выходит, сам показывай ладошки, блуд, — изловчившись, бард всё же ткнул Омлета кулаком и после схватил кружку.
— Я тебе не босоногий карл и не гном, чтоб имать шерсть на лапах. А Шанти наш — заяц! Вот за что будем пить. Со мной?
— Давай, друже! Коли осталось место, чего не пить!
На замечания о бледности Шанти бард перестал обращать внимание. Ослу видно, что Филиберт перебрал лишнего. Так они и стояли за стойкой, придавая полутёмной зале вид начинающего наёмничьего притона — с воплями и руганью пытаясь что-то друг другу доказать. Кажется, Омлет всё сильнее напирал на то, что у эльфов олени летают.
— Пьём! — громко объявил Омлет. — Пьём за то, что мой друг Креван Шанти, под лук которого я, не колеблясь, подставлю яблоко на башке — заяц! Салют, братья!
Надо заметить, что атмосфера деловых переговоров грозила пошатнуться.