Судя по довольной ухмылке, которой Омлет мимоходом наделил эссембрийских ополченцев, он был рад их появлению. Ничто не отвлекает от причин дорожной оказии лучше, чем чьи-нибудь дружинники: то на любом тракте ведомо. Особенно в земле, где дружинники от бандитов отличаются разве что цветом онучей. Подкидывая талер Виддика на ладони, юноша поспешил за Навином, благо легконогий эльф шагал быстро. Так и вышло, что в воротах тележного двора посланцы капитана выросли почти одновременно. Один — рыжий, другой — в ярких как весенняя трава шароварах. В царстве белоснежных опилок сегодня поистине прибавилось цветов.
— ... это совсем другое, — донеслись до ушей Саргута громкие и наглые пояснения, когда брань караванщика поутихла. — Запеканку ты печёшь. Бьёшь масло с творогом и мёдом, опосля сметанки... хм, постой-ка.
Позабыв о сметанке, Филиберт сделал пару шагов. Его изорванные сапоги погрузились в пружинящий ковёр свежей стружки, а от запаха дерева и краски вспомнились дни с плотоводами, которые длинными шестами сплавляли брёвна по Жабе. Вот, кстати, «сплавлять». Словцо-то, словцо на диво уместное! Ещё со времён странствий с предприимчивым фогтом Филиберт научился различать, когда кому-то, кхем-кхем, пытаются сплавить брёвна. Омлет по-хозяйски огляделся, будто понимал во всех этих пилорамах хоть что-то.
— Ба. Навин, мой музыкальный брат! — не понижая голоса, Филиберт с готовностью вклинился в торг. — Неужто здесь, в обласканном Гондом месте, действительно гробят торговлю? Я слыхал, что на этом дворе множество мастеров, а колёса чинятся быстро и за сущие гроши. А выходит — ха! Ужель всё так плохо в твоей мастерской, досточтимый мэтр? Ужель обманули, когда насоветовали езжать к Эссембре и смотреть, не установить ли здесь торговый пост?