Роман Николаевич слушал. Не уходил. Не радовало его то, что говорил Максим, но и не сказать, что огорчало, не говоря уже о ярости.
- Знаю, что не хочешь паразитом. Ты думаешь, мы не видим, кто вы? Что гнильцой промышляют, что по-человечески живут? Да только ни мы вам, ни вы нам помочь не в силах. Только горестей огрести, а все без толку. Вот и берегли ее.
Сам поглядел под лавку. Поднял глаза, нахмурившись. Так всегда - суровый лоб и боль во взгляде кажется гневом.
- Да не уберегли. Без знания то живешь! Живешь как-то. Без лишней мороки. Веришь, что пользу приносишь. Да ты и приносишь. И мы. По-своему. Все по-своему. Не все умеют, как ты. А вы не умеете, как мы. Некуда нам вас пристраивать в таком количестве. Да я бы и не стал. Твоя работа в нашем мире не нужна, там совсем другие законы имеются. Служи людям. Им и так досталось. Дохнете, как мухи. По дурости, по слабости. - он едва не сплюнул с досадой. - То, что ты по любви - хорошо. Да. - сказал он сам себе. - Береги ее. Слышишь? - пронзительный взгляд опалил стоящего перед ним Максима.
Огонь снова вспыхнул в глазах Романа Николаевича.
- Сколько вас таких день за днем по ЗАГСам околачивается. И всякие скажут, что у них - не так, как у всех. Серьезно. Не то, что у других. у каких других? Все думают, что они - особенные. Что у них лучше. Хорошо бы. Да видал я вашу статистику. И пары лет не проходит, как где она вся любовь девается, неведомо. Сидят у разбитого корыта и локти кусают. А мы за это платим... Жестоко платим. Лучше не знакомить наших с вашими. Так спокойнее будет. Да все равно ж не послушаются, полезут. Зачем она рассказала? Мы с этим бременем от рождения живем. А у вас счастье неведения есть. Не нужно подсчитывать младенцев год от года, дергаться, приходя в ужас от цифр... Все меньше сильных становится, она говорила? Вот так и представь, жить, как на пороховой бочке. Никогда не знаешь, в какой день рванет весь мир вместе с вами всеми. Остается лишь верить, что эти зверские усилия, тошнотворные и жестокие, позволят подготовиться до времени икс. Или как там у вас говорят.
- Злой я на нее. За вранье злой. За насилие злой. Ирония? Мысли перестал читать, так сном и духом не ведал, что чувствует она. Так бы предпринял что. А сейчас уже как после боя, лапами не машут. Да есть такие битвы, после которых и лап то не остается. ЭКО, говоришь. Найти бы еще тех, кто захочет с нами дело иметь. Пусть страсти перекипят. Потом, после. Иди, Максим. Дело свое держи. И Ясю мне береги. Если кто ей сейчас и поможет, так ты. А когда в ее голове сумбур уляжется, снова поговорим. Но клан ей искать другой придется. Не нами едиными в Драконе. Не мудро вот так... Все ценности клана попрала этой ложью.
- Что такое родительская любовь? Я не могу изменить мир. Все, что было в моих силах - оградить ее от соблазнов. Нужно было на привязь сажать. Вот наш мир. Жестокий и беспощадный. Он не спросит о твоих чувствах. А она. Не согласилась. Впервые в жизни не согласилась. - чародей сжал губы в тонкую линию, затем добавил: - Я из-под земли, с того света достану любого, кто осквернит и потопчет все, ради чего Ярослава предала свой народ. Ради чего заплатила такую цену. Иди, Максим. В вашем мире тоже нужна помощь. Иди, пока мы не выжгли твою душу. Иди к ней, пока ты можешь дать то, за что она боролась. Махать мечом и получше тебя найдутся, сделать счастливой Ярославу - больше некому. Мы, как сено. Высохли, чтобы выжить. Чтобы не сломаться. Это - не твой путь. Я не позволю.