Едва живые, но бессознательные враги эльфийского рода были добиты, их имущество, которое могло послужить оставшимся в живых защитникам Эверески, реквизировано и сложено в сумку Алькаэля. К сожалению, тела Кердретена и Форина туда уже не помещались, будучи слишком тяжелыми, потому их пришлось оставить и искать дальше дорогу к Сердцу Леса.
Время текло как-то странно в этом месте, потому сложно было сказать сколько времени трое выживших членов отряда блуждали в лабиринтах, может час, а может несколько дней. Когда же они наконец нашли верный путь, отмеченный телами деревянных созданий защитников, змей, наг и юань-ти, то проследовали по нему в предельной осторожности.
Конец их пути приближался неумолимо, и каждый чувствовал это в учащающемся сердцебиении, постепенно нарастающем гуле под ногами и едва уловимыми толчками, как будто что-то заточенное глубоко под землёй рвалось наружу, пробуя на прочность свои оковы. Даже воздух, кажется, стал тяжелее, от чего дышать становилось сложнее, а ослабленный Тауринье даже без всего своего груза едва передвигал ноги.
Эльфы повернули за очередной поворот и коридор стал значительно шире, потолок выше, а умиротворяющий золотой свет, идущий из лежащего впереди огромного зала, ярко контрастировал со звоном мечей, выкриками заклинаний и вспышками магических энергий, которые сталкивались между собой и с защитой подвешенного на тяжелых цепях в центре колоссального помещения сундука из чистого золота. Две статуи птиц с бесстрастными женскими лицами и горящими оранжевым пламенем глазами безмолвно взирали на происходящее внизу побоище сидя на своих равных столетнему дубу толщиной жердочках, и от них исходили переменчивые эманации чудовищной силы, заставлявшие всю структуру подземелья дрожать и раскалываться.
Когда посланники Эверески выбрались из коридора в зал, то стали свидетелями последней битвы стоящего точно под висящим высоко над ним сундуком друида и его древесных защитников против здоровенной змеи с женским лицом, чешуя которой переливалась разными цветами радуги, реагируя на посылаемые в неё заклинания и деревянные шипы, и её змееподобных слуг, много из которых уже полегло, но те, что оставались, сражались с невиданной яростью. Мозаичный пол священного зала от краёв к центру трескался и из горящих черно-красным пламенем трещин вырывались дымчатые щупальца чего-то ужасного и безмерно злого, не способного пока выбраться.
Как ни удивительно, но на стороне древесных защитников Сердца Леса сражались белокрылый Судья, рыжеволосая крылатая фея и среброволосая эладринка, державшаяся ближе всех к друиду и пытавшаяся что-то ему эмоционально кричать. Прежде чем Тау с Алькаэлем смогли прицелиться в кого-либо, посланное огромной переливающейся змеёй заклинание достало друида, и тот упал на спину, а эладринка склонилась над ним и продолжала что-то толковать, наклонившись низко к его лицу.
Дрожь земли стала настолько сильной, что устоять на ногах стало невозможно, потолок и стены начали разрушаться, посыпались камни, цепи, на которых висел золотой сундук, бешено закачались и начали рваться, вызвав радостное шипение змеи, и еще больше щупалец темноты потянулось к нему. Последнее, что эльфы узрели, когда крышка сундука открылась, это ослепляющая вспышка яркого света, подобного по силе тысяче солнц. Ни опущенные веки, ни прикрытые руками глаза не спасали от него, а затем всё исчезло.
Когда зрение вернулось, троица стояла в знакомом Алькаэлю густом лесу, в кронах которого пели птицы, в зарослях кустарника среди цветов и мягкой зелени жужжали насекомые, где-то за зарослями папоротника журчал ручей, а перед ними ожидали два ангела, женщина и мужчина. Женщину знал лишь Алькаэль, хотя и не мог точно сказать откуда, а мужчину, сидящего на поросшем мхом камне, узнали все, ибо им был Зар'Тагник Лоррмаль, облаченный в новые доспехи, не мешающие крыльям.
Лоррмалю не нужен был помощник в его миссии, но Азаина явилась не ради помощи. Алькаэль помнил её лицо и – смутно – сверкающие доспехи и белоснежные крылья. Те самые, которыми она берегла его.
– Я рада, что в этот раз ты попал сюда живым, – весело улыбнулась девушка.
- Благодаря последней жертве Хранителя Сердце Леса расставило всё по своим местам, - пояснил в свою очередь тот, кто был еще вчера паладином Отца Эльфов. - Заточенные в крепости существа с иных планов были исторгнуты туда, где родились. Рождённые на Материальном плане, но искаженные и совращенные тёмными силами, остались в камерах. Хранителя забрал к себе Отец Дубов. Предательница Врисааль вместе с Маркизом Перемен, которому служила, отправлена в глубины Баатора. Судья Идократиэль и фэй'ри Силиат заключены под стражу и будут ждать высшего суда. Нага и её приспешники остались в пустом подземелье и скоро будут схвачены ангельской стражей Кореллона Ларетиана. Души Форина и Йарманоса не нашли тут покоя, потому, если вы решите вернуть их к жизни, то еще успеете это сделать, когда вернётесь сами.
Ангел улыбнулся и его глаза задорно прищурились.
- Если бы вы не остановили слуг демонов, то марилит Арегима, приведшая всех в крепость, поглотила бы сущность Иммолария, древнего обирита, что был заточен там, и последствия этого болью отдались бы не только в Эвереске, но и по всем землям Фаэруна, - мужчина похлопал в ладоши, словно аплодировал отличному выступлению актёров вселенской пьесы, и повернулся к женщине, которая должна была сделать теперь своё дело, раз уж свою роль Зар'Тагник выполнил, поведав бывшим товарищам о том, что случилось и как отразились их действия на ткани мироздания.
– Пора домой, – сказала она с лёгким оттенком грусти. Шаг вперёд, к Алькаэлю. – Ты можешь остаться, если захочешь.
Невысказанное «только ты не захочешь» повисло в воздухе.
– И вы тоже, – она посмотрела на остальных, – если пожелаете вернуться, ваша память об этой встрече исчезнет. Вы будете помнить лишь о возможности вернуть своих спутников, думаю, знать об этом будет справедливо, как и о том, что возвращать Лоррмаля не требуется – он нашёл своё предназначение.
Сидящий на камне крылатый мужчина улыбнулся и развёл руками. Его самопожертвование в сражении против демонов, когда для того, чтобы отвести стрелы от соратников, он бросился в отчаянную лобовую атаку, было оценено по достоинству, и другой жизни для себя он не желал.