Кожанка была черной как смоль и плотной как сны уставшего работяги. Шили из свиных шкур, как могли. Зато стоит неплохо и делает крупнее на вид.
-Аж целая дрезина, сам акуел. А вот зачем- не слышал. Где накосячил-то?
ха, знать бы еще где. Послал нач.поста? Да не было такого, хоть и хотелось. Путешествие к мужским болтам тот урод и сам провернуть сможет. Себе чего прибрал? Ну так кто не прибирает? Тем более что самое жирное забирают те, кто итак уже с жирком. А уж про бои не говорите, деремся как лев! Знать бы еще кто это, а тедь почему-то так говорят. И вроде бы хвалят.
Он пошли в сторону Фонвизинской, из самого центра станции (что не давало никаких преимуществ в проживании), миновали райончик плотной застройки, палаточные городки и пару костров с чайниками для вечернего кофе, который тут по ультра-секретному рецепту клепали для продажи.
Выйдя наконец к путям, он сели на дрезину. Старушка была крепкая, с боевыми сварочными шрамами и каким-то пацанов в придачу. Пацан видать с Фонвизинской или даже Петровской. Поправив шапку не по размеру, пацан сказал:
-Дядь, за привод.
Сам он тоже взялся за рычаг, а этот гад, Боря рябой, еще и кивает, мол, туды-сюды этот рычаг и погнали. Вот тебе, мать вашу, ветерок. Ну хорошо.
Николай сел за рычаги и они покатили в сторону Фонвизинской. Вскоре их встретил пост, быстро пропустивший их дальше, а там они уже катили к Петровско-Разумовской, миновав станцию с суетящимися перед сменами жителями. Тоннель к Петровке был влажноватый, с редкими лужицами, с плесенью на потолке и двумя пучками светящихся зеленым грибов. Их бойцы называли "надо" и "на***". Через сто пятьдесят метро от станции рос себе "надо" на левой стене, а еще через километр его собрат "на***". Так что когда едешь к Петровско-Разумовской для подкрепления, говоришь себе- "надо на***", а когда обратно то "на*** надо". Так вот.
как прикатили в Петровской, то стало теплее. Николай разогрелся, даже вспотел. Конечно, три с половиной км на рычагах почти без остановки. Зато с ветерком, не поспоришь. На Петровской их не стали останавливать, сразу приняли двое бойцов при оружии.
На станции отпечаталось горе и тяжелая ноша по спасению Конфедерации. Такие же хибары, правда более организованные, такие же костры, правда тусклее, такие же люди, правда, угрюмые. Когда-то так же все было на Окружной. Пока оборону не прорвали, пробравшись по венташахтам и сломав генератор. С тех пор не пожалели электричества на приваренные решетки на других станциях.
-Джонович у себя, а я пошел. Эй, ребят, а не хочет кто помочь...
Хмырь ушел к дрезине, а Николай к коменданту. Бойцы с ним поздоровались, сказали что все норм, проводили, но не проконвоировали- и от этого стало легче как-то. Николай постучал, как полагается, а его позвали.
Кабинет был таким же по ути боксом, только побольше и примыкал к двери тех.помещения. Вот ковер висит, вот карта метро и коммуникаций на Окружной и рядом, вот шкафы и стенд под автомат, стол с неродной ногой. Ми-ни-ма-лизм.
Сам Джонович был мужик с седыми усами, лысой головой и невероятно странными желтоватыми глазами, обведенными сетью морщин. остальное лицо- более менее гладкое. Он кивнул Доронину вместо приветствия и сказал:
-Ну,как сам? Думаешь что ругать буду?
И показал ему листок с парой печатей. Бю-ро-кра-ти-я.
-Это отчет начкараула Понаморева. Ты тогда помогал от бандитов отбиваться на Петровской серой ветки. Тут написано: "онный постовой, Доронин бла-бла-бла, забравшись в стан пративника, проползя по путям, бла-бла-бла,и начал мародерствовать". Его бы, черта неграмотного, вздернуть на кабелях за трату бумаги, а он... люди нужны, каждый на счету.
Джонович, улыбнувшись, постучал по столу пальцами, поглядел на бандитскую кожанку и сказал:
-Правду говорит брат наш Понаморев?
Вот ска.