Станция метро Стахановская. Левый "проспект". Край платформы у квартирки Петраковского.
22:02-17.02.62 по исчислению Стахановской.
На рельсах лежали маленькие капельки росы. Да и росой это можно назвать только от безнадеги- так, конденсат. А все равно романтика. Бетонные шпалы и стальные рельсы блестели от влаги в лучах редких электрических ламп, половину из которых отключили, а оставшиеся притушили- на станции ночь. В целом, на поверхности тоже, хотя где-то на час раньше, наверное. Тут, под землей, люди возвели свое издевательство над и без того относительным временем в абсолют. Сковав его в древние часы-табло и пристегнув на провода к станциям, они давно престали сверять показания на хронометрах и стараться поддерживать иллюзию единства. Даже ее давно нет. Каждый сам за себя.
Вон, какая крыса красивая по рельсам прошмыгнула. Холенная, толстая. Над ней летают редкие "огоньки" - похожие на жирных ос насекомые со светящимся брюшком. Прилетают по ночам из южного тоннеля. Несутся туда-сюда, покрутятся над палатками и улетят обратно или дальше, на север. Искать трупы, чтобы отложить яйца. В мире Петраковского даже цветы с зубами. Старики говорят, что раньше был покой, который люди нарушали сами же. Теперь природа попыталась отнять эту возможность, создавая внешних врагов. Не помогло. Войны продолжались. О них Никита и говорил, пока докуривал крайнюю сигарету.
-Слышал, не? Говорят на ТПК, дальше Каховской, какие-то фашисты завелись. Не знаю как и кто, но я такое слыхал. Когда на Авиамоторке был, там какой-то мужик в фуражке п**дел про это, говорил что надо разбить этих уродов. Хм, странно. Как он о них узнал, если даже на Каховскую саму не попасть? - он посмотрел на Федора, цикнул, затушил бычок о край платформы и кинул на рельсы.
Настроение было неразговорное. Конечно, предстояло перекурить и идти. Пробираться по застройкам на левом проспекте, к вестибюлю. Да как, проспект. Левая от вестибюля платформа - Стахановская была станцией с береговым типом платформ, нечастое явление. Вот и жители, понастроив своих хибар на обоих "берегах" стали величать их проспектами, при том гордо - конечно, где вы в метро еще найдете проспект? А у них есть. На проспекте стояли их палатки и боксы из фанеры, металла и редких балок, иногда- в два этажа. Проходы между ними специально были сделаны ощутимые, так что идти можно было более менее свободно.
-Пойдем, Тевтонец. На герму ссать не будешь, да?
Никита был моложе его на три года, но ходок на поверхность у него было больше. Сын майора из Бастиона, он оказался на Стахановской неожиданно - пришел с поверхности с бутылкой водки и дырой в ухе. Так тут и остался, уже года полтора как. Подтянутый, чуть выше среднего, с тонким, красивым лицом и совершенно несуразной щетиной, он мог побриться, но вот залатать ухо - нет. Последнего он стеснялся, от чего все время носил черную шапочку. Подтянув лямки рюкзака, он направился к вестибюлю - пройти несколько рядов боксов и палаток, миновать один из костров, обнесенный решеткой- и вот уже эскалаторы, дополнительно укрепленные кирпичами и досками. Оттуда уже к герме и посту. Поздороваться, поинтересоваться их делами, поговорить с третьим сталкером, попросить открыть герму и выйти к еще одному эскалатору- он уже вел наверх, к полуразрушенному павильону. Ах да, еще ждать, пока Никита поссыт на герму.
Он был мужиком проверенным, с ним Федор бывал на верху три раза. Но вот беда- был Никита суеверен. По-своему: верил в Обходчика, поющие тоннели и другую чепуху, например в сталкерскую примету, гласящую:
"Поссал на герму- значит вернешься к ней живым".
По идее они не вернуться на этот раз. Вернее, не тем путем. Спустятся на Нижегородской и оттуда уже под землей. Но Никиту это не волновало. Интересно, а волновал его Павел?
Это был третий член группы. "Старый кореш" Никиты, откуда-то с севера. Тоже, вроде как, сталкер с опытом, тертый мужик и все дела. Но какой-то он... лицо смуглое, скулы жесткие, щеки- как мраморные плиты на станции. А смотрит так, будто хочет в тебе дыру просверлить или взглядом откулупать грязь в куртки. Хотя, может ей он тебя и считает. Может Петраковский и не такой суеверный, но чутье есть чутье- и ему этот Павел явно не нравился. Еще и ждать его надо уже у гермы, как будто дышать одним дымом с Федором ему не пристало.
-Теть Надь, чего не спишь? - Уже подходя к лестнице, спросил вдруг Никитка, глядя вверх.
У лестниц располагался один из редких двухэтажных домов- и на верхнем, сидя на подобие балкона, покуривала самокрутку тетя Надя, которую в пору называть бабушкой. Бабушкой без детей и внуков.
-Да ничего, Ника, просто сижу. У меня скоро ночная на грибах.
-А, ясно. Ну, удачи.
-И вам. Вы вернитесь только. - Теть Надя почесала татуировку на лодыжке - иероглиф древних японцев.
Никитка сделал вид "обижаете, етить вашу" и поставил ногу на первую ступеньку. Скоро уже.