Вдох. Окрашенный хвойным ароматом самодельного фильтра, воздух наполняет легкие. Жарко. Это жжет, придавленный многослойной броней, бьющийся внутри меня крошечный пожар жизни. Не угляжу - и сожжет вмиг и степь эту, и людей этих, и банду байкеров обоссанных вместе с очкариком их главным, обоссанным трижды. Выдох.
Сижу, мягко покачиваясь, в кузове на хорошей позиции - мне всех видно, меня никому. Разве что перед Изис, девчонкой-мутантом, я как на ладони - но от нее никуда не денешься. Да и своя она, сегодня - за ее счет пирую. Улыбаюсь ей тепло, ободряю. Сквозь броню, противогаз и фату оно, конечно, не видно - да ведь неважно.
- Приехали, - говорю ей со вздохом, - Но пожалуйста, не высовывайся, пока не скажу*.
Не люблю степь. Слишком много открытого пространства, слишком много цветов, слишком много пыльцы. Пыльцы такого рода, от которого кружится голова и хочется хохотать до упаду, до самого момента, когда легкие окровавленные изо рта выплевываешь. Пыльцы, что превращает боль в наслаждение и заставляет раздеваться, по полю катаясь. Срывать броню, одежду, исподнее и кожу, представая под светом Солнца как мать родила: нагой и невинной. Умирающей от блаженства. Я видела их, таких, добивала иногда из зависти. Наверное, я чудовище.
Не люблю форт. Слишком много бетона, слишком много людей, слишком много улыбок. Они обжигают меня, заставляют проверять, не положила ли я ненароком палец на спусковой крючок. Это, конечно, не они виноваты, а я такая дерганая - но какая разница, если сорвусь и всех перебью? К слову, вон на той башенке хорошая огневая точка, Марсию оттуда подранить среди площади, а потом спасателей по одному снимать. Надо будет в следующий раз парочку мин собрать и с собой прихватить, можно будет Чероки подорвать, когда попробует с тыла подкатить. Ах, мечты-мечты...
Но сегодня я добра и дружелюбна, насколько могу себя заставить: телохранительница же. Улыбаюсь, хлопаю детишек по макушкам, делю еду с байкерами - географически делю, разумеется. Консервы у меня собственные.
Обмениваюсь шутками с Марсией, старой боевой знакомкой. Забавная история с ней: наняли меня как-то выкурить хмырей с чужого заводика, а она как раз в это время хмырей от эпидемии триппера спасала. Обычно я врачей первым делом снимаю: даже если придется отступить, банда без специалиста сама собой от поноса погибает - но в тот раз чуйка была. Ну как чуйка: признаться, просто залегла чертовка так крепко, что не выковырять - вот я ее на сладкое и оставила. А там как раз мои наниматели подъехали на двух танках, в надежде, что мертвой Невесте платить за работу не нужно. В общем, слово за слово, и с божьей помощью мы танкистам наваляли, а из выживших Марсия потом какой-то свой медицинский винегрет сделала. Хорошие были времена.
Какова же была моя радость, когда выяснилось, что девочка моя в компаньоны к толстяку Чероки подбилась! Не то чтобы я хочу его убить, скота - не в каждый день недели, скажем так, да и полно народу в степи, что сильнее пули заслуживают. Скорее, это такая форма благодарности, за то, как этот самодовольный селезень ненароком сделал из меня ту, кем я по сей день являюсь. Всю поездку я ему из кузова глазки строила, в улыбке расплывшись. Али не признал ты меня, родимый? Али не милы тебе глаза мои жгучие? Да не волнуешься ли ты, когда ноги мои кренделя в танце выписывают? Да не всплывает ли в памяти само собой имя заветное? В подвенечном, что от матери в наследство досталось, а и не признал. ...Хорошо, что не стала его по встрече убивать - так смешнее гораздо выходит.
- Да вроде безопасно**, - пожимаю плечами и даю мутантке знак, можно разгружаться.