В майке холодно. Холод живителен. Холод мобилизует тело.
По звукам и сбитому темпу движения Ким услышала все, что стряслось позади: новичок упал сам. Не остановилась, дернуть несмышленыша за воротник и наподдать для скорости левой Ким оставила Пиро, ее реакцией стал только рык, эдакий странный рявк, короткий то ли вой, то ли вопль — из-за глупости одного группа потеряла порядка десяти секунд.
А выругаться по-человечески Ким не могла. Не сейчас. Она жила в море пустоши, плескалась в нем ловко, словно рыба в воде, но вся жизнь внутри этого моря была жизнью тела, эта жизнь была звучной, но бессловесной: дыхание, всхлипы, даже крик, но не слово. Связать инстинкты с осознанием Ким не умела. Ким умела говорить, рявкать и орать, выдавать приказы, но лишь в ситуации тренировки, внутри базы искателей, на крохотном островке безопасности. В ситуации боя Ким не генерировала и не воспринимала речь.
Потому что с четырех лет ее не слышали.
А с восьми она перестала слышать людей, только звуки пустоши, которыми стала сама, в которые укуталась, научившись не только понимать их, но и подражать им, и благодаря этому выжила.
Когда в шестнадцать ее поймали — загнали, задавили, иначе не давалась — человеческая речь, вновь услышанная ею, не принесла ничего, кроме боли.
Она сумела бежать.
А приручил ее, дикарку, Жнец. У него получилось, потому что он ни разу не попытался с ней заговорить, до тех пор, пока она к нему не привыкла, он единственный, кто понимал ее звериный.
Потом она, конечно не без помощи Жнеца, научилась речи, ей довольно скоро стало понятно, что слова не всегда несут в себе боль, что на самом деле боль несут вполне определенные люди, а вовсе не издаваемые ими звуки-слова. Слова же — это даже мило и вполне удобно. И только в ситуации борьбы и бегства Ким всякий раз становилась немой.
Неуловимый Жнец впереди всех с прытью гепарда передвигался от бархана к бархану и резал тварей одну за другой. На свет вываливались лишь черные, вытянутые, многоногие тела:
Иногда твари не успевали покинуть уютный бархан, оставаясь гнить и удобрять собой мертвую, ядовитую землю пояса Развала.
В четвертой точке Жнеца ждал сюрприз, вместо одной выскочки, там гнездились трое.
Группа взяла правее, прорываясь сквозь зачищенный Жнецом кордон.
Очередной фонтан песка и пыли принес неблагую весть со стороны: справа и слева послышался вой. Шакалы пустоши были тут как тут. Они пришли сюда на запах крови, которым разит сегодня Развал, и все пятеро искателей их ожидали.
Их не ждали в таком количестве: темными точками, стремительно увеличивающимися в размерах, обрисовались на горизонте две группы тварей, больше десятка особей каждая. Это означало, что на одного искателя, включая первородок, приходилось не менее трех морд.
Это значило, что каждый должен сработать как Жнец, иначе они все сдохнут.
Впрочем, гарантий того, что они не сдохнут, в пустоши не раздавал никто.
Ким увеличила скорость, уходя вперед: теперь глупо полагаться только на Жнеца, теперь или они, или их.
Автомат дал первую очередь.
Псы — это ведь даже неплохо, там где есть псы, не встречается гнусной мелочи и пеших людей.