Весь день Харбек был угрюмым и нелюдимым, словно вместо добротного эля выпил с утра бочонок кислого молока. Насупившийся и хмурый, словно голодный ёж, он весь день что-то бухтел и бухтел себе под нос, с трудом замечая дорогу перед собой, и, только когда караван остановился, Дункаан с удивлением понял что остальные решили устроить привал.
Нет, хмурым и сердитым пнём Харбек был не всегда. По началу, он с энтузиазмом прибился к Гелдену вместе со своим небольшим грузом - по миру походить, родню повидать, да торговые пути понять, да выучить. Как никак молодому гильдийцу нужно было набраться опыту, прежде чем водить караваны самому, да и куда там строить планы в свои ещё юные сорок восемь лет?
Но настроение и самооценка резко упали пару дней назад, когда щепетильный Харбек на привале уже собирался было пересчитать свои монеты (отлично успокаивает нервы, между прочим), но обронил свой пушистый кошель по случайности. Летавшая рядом хыщщщная птица не заставила себя долго ждать, и цапнула непонятное пушистое с беличьим хвостом, да потащила в небо. Долго караван ещё припоминал как рыжий дворф, бросив всё, гонялся за птицей сломя голову, но Харбек так и не догнал ту безмозглую курицу, и оставалось у него лишь несколько серебряков.
Обиженный на весь мир, за несправедливость, на себя за нерасторопность и невнимательность, так и бурчал Харбек себе под нос, из круговорота собственных мыслей его не вытащил коллега дворф.
- Давно это было, - вымолвил Харбек, выискивая в сумке по куску знатного вяленого мяса себе и Тордеку, - Не думаю, что они ещё живы. А если заявятся - то придётся им туго. Нет у меня настроения со всякими разбойниками яшкаться. Дело делать надо!