Ален пропустил информацию о смерти второй пассажирки. Не услышал, когда выходил из самолета вместе с Марией и Грегори, и пока пребывал в блаженном неведении.
По дороге в автобусе док держался особняком, замотавшись в пестрый шарф. Он молчал, поглядывал по сторонам и по-рабочему дежурно улыбался окружающим. Впрочем, это можно было сказать практически о каждом пассажире.
Никто не разговаривал — за исключением матерящейся Джо. Никто не мог найти себе применения. Митчел сидела, щеголяла ногами как Шерон Стоун на допросе. Грегори потерял свою пьяную браваду и негромко переговаривался. Мария курила. Еще несколько людей, похожих на тех, кого Ален видел во сне, ели бутерброды и слонялись без дела. Они были в Лимбе, в шлюзе между мирами самолета, сна и карантина. Покрутив головой еще немного, док так и не смог заприметить землячку Валери, с которой можно было бы хотя бы поговорить на нормальном языке. Она и еще несколько пассажиров куда-то подевались. Интересно, куда?
Вирель подпер собой стену недалеко от двери в кинозале и прикрыл глаза.
Еще вчера суд с бывшей женой в России представлялся ему невероятным испытанием, битвой не на жизнь, а на смерть и собственное достоинство. А перелет был просто мигом между прошлым и будущим, мгновением без сознания между баром с фигуристой девушкой Мари и мрачными лицами пограничного контроля. Теперь все перевернулось. Перелет стал опасным приключением, способным убить в любой момент: пауком, заразой или карантинной процедурой на военной базе. Суд теперь выглядел неясной перспективой, какой-то точкой стабильности в далеком будущем. Ален усмехнулся сам себе и заложил руку за голову, упираясь локтем в стену.
Как быстро все меняется на свете.