Громон, довольный, вертел в руках кусочек серебра, прикидывая, можно ли будет когда-нибудь потом посеребрить мечи и стрелы, чтобы бороться с тьмой было легче. А потом услышал... Чей-то злобный голос. Крики. Мужчин. Женщин. И детские тоже.
Полуорк выронил серебро, ударившееся звонко об пол. Тут же поднял его, неуклюже как-то, будто не понимая, что делает, и весь как-то сжался, скукожился, что при его телосложении выглядело, наверное, комично.
Все правильно остальные говорили. Разумно, по делу. Но на сердце у Громона легче от этого не стало. Он не спас. Как и тогда - оказался слишком далеко: на этот раз за завалом, разбирать который в одиночку не имел права, ведь это обрекло бы на гибель не только его, но и тех, за кого он принял бы такое решение.
Полуорк выбор товарищей уважал и понимал, но чувствовал, что предает какую-то часть себя, отсиживаясь в безопасности, пока снаружи умирают люди.
Громон попытался отвлечься от криков за работой, но они залезали через уши прямо в голову и выли, выли, выли... Полуорка скоро уже трясло, все валилось из рук, и наконец он не выдержал, бросив со звоном инструмент и зажав уши ладонями так сильно, что казалось, будто он хочет раздавить себе голову.
- Не могу... - пробормотал он, направляясь, ни на кого не глядя, в самый дальний угол комнаты. - Все эти люди... Крики... Не могу...
В этом углу он зажмурился и, не отнимая рук от ушей, попытался заснуть, чтобы все уже кончилось, когда он проснется. Благо, что он так устал за восемь часов непрерывного труда - это должно было помочь.