Джон привык к отчитываниям и таким вот надзирателям, стоявшим над плечом, следившим злыми колючими глазами и всегда готовым ударить, толкнуть и вообще превратить и без того тяжелую жизнь в настоящий ад. Они словно бы питались людскими страданиями, высматривая очередную жертву с упоением безумца и не отпуская ее, пока в ней есть остатки чего-то живого. Но, на самом деле, на фоне всего произошедшего за этот вечер - долгого и неприятного обсуждения того, что нужно сделать с Блэквудами, передвижения по теням, входа без разрешения на кухню, странных изменений в обстановке, непонятно откуда взявшихся подвалов со снедью, зовущих мелодий, незнакомых женщин - на фоне всего этого приказ работать от надзирательницы был для Джона даже своего рода отдушиной. Чем-то до боли знакомым и привычным, как старые башмаки - и натирают время от времени, и выглядят плохо, и вот-вот разваливаться начнут, а с ними все же как-то спокойнее, уверенней, чем в новых. Знаешь каждую трещинку, каждую складочку...
Джон начал бы спокойно работать на этой теплой кухне, забывшись в труде. Если был бы один. Но с ним была Марси, и теперь ее защита стала для него наиважнейшей заботой, в которую он и окунулся с головой.
Подойдя к девчушке, он снова ее напугал и смутился. Сильно же Марси увлечена тем, что делает, если умудряется раз за разом не замечать такого бугая, как он... Непонимающе взглянул на ее вытянувшееся от изумления лицо (чего это она каждый раз так удивлялась его появлению, будто думала, что это мог быть кто-то еще), но решил не заострять на этом внимания, давно смирившийся с тем, что людей - и особенно девушек - он совершено не понимает. Хорошим оказалось лишь то, что у девчушки и впрямь был план.
Когда Марси схватили за шкирку, Джон кинулся на помощь, но, к счастью, надзирательница отпустила ее раньше, чем парень успел предпринять более серьезные меры, чем сжатие ладоней в кулаки, а губ - в непривычно жесткую полоску. Но Марси вроде была в порядке, потому парень немного расслабился и, не дожидаясь, пока злая тетка снова начнет донимать девчушку (лучше бы она его, Джона, так потаскала), поднял самую объемистую корзину с капустой.
Невольно он прислушался к песне, которую затянула повариха, и почувствовал вдруг непреодолимое желание поскорей уйти, потому что было в ней что-то... двусмысленное, что не давало покоя. Истопит она печку, чтобы испечь пирожков любимым детям или самих детей?..
С застывшим в глазах немым вопросом ("Что же дальше?") Джон обернулся к Марси, которая... решила сбросить маску довольно дерзким и действенным способом. Он замялся лишь на мгновение, выбитый из спокойного развития событий, но потом впомнил собственные слова... и в сторону надзирательницы полетели-покатились следом за капустой Марси и кочаны из его корзины - все разом, вот веселье!
Джон впервые делал что-либо подобное, бунтарское и ребяческое, и не совсем понимал, нравится ему это или нет. С одной стороны, сердце грело чувство злорадного удовольствия и силы, которой налились в один миг руки и ноги, с другой - Джон никогда не переставал думать о последствиях.
Если их поймают после такого... Джон боялся думать, что будет с ними. И не думал. Он просто бежал. Бежал так быстро, как только мог, но - не быстрее Марси. Чтобы первым поймали все же его, а у нее был второй шанс.