Убедившись, что костер горит как надо и не потухнет, пока амазонка не превратится в пепел (и, скорее всего, кости), Нкосана пошел спать. Завтра предстоял большой день, и тратить силы было неразумно, надо было выспаться. Что, в принципе, кушиту и удалось. Терзаться мыслями насчет того, кто стоял за похищением дочки вопящего старика (имя которого уже вылетело из головы Нкосана) смысла не имело – гладиатор знал, что, встав на след, его спутники найдут виновника, и тот получит по заслугам. Возможно (и это вызвало улыбку у засыпающего кушита), от самого Нкосана. Грустить о смерти амазонки тоже оснований не было. Что случилось, то случилось, и изменить это невозможно.
Хороший сон и добрый день привели настроение Нкосана в соответствующее состояние. Он ехал, позевывая, с остальными на восток и наслаждался видами. Птички поют, травка зеленеет, солнышко светит – жара особо кушита не беспокоила, ибо даже в сравнение не шла с пеклом, которое ему приходилось терпеть на родине во время перегонов рабов. Да и кандалов на ногах и руках не было. При этой мысли рука машинально потерла запястье, на котором еще оставались следы от кандалов. Давно зажившие, конечно, но нередко нывшие фантомной болью.
Когда отряд добрался до полянки с синими цветами, Нкосана набрал целую охапку. Пахли они приятно. А тут спутники еще какую-то тряпку заметили. И бумажку подняли. Подошел к ним. Понюхал сорванный букет. Спросил:
- Что значки говорить? Нкосана не уметь читать значки.
И это было правдой. Кушит так и не научился читать на торговом. Даже с родным у него не слишком это дело вышло – пытался его один старик-раб научить азам, но не успел. Погиб раньше.
- И зачем Азим платье? Азим уже иметь много одежда.