О, как часто Стерре слышала подобные рассказы! "Я жил среди воров, но я не вор! Когда остальные делали это с охотой, я резал кошельки по необходимости..." "Я долгие годы служил наемником. Но когда мои соратники вспарывали горла и животы мирным гражданам, я убивал быстро и со слезами на глазах, думая о своих детях..." Да чего там, слышала. Стерре прошла такую войну, которая и не снилась этому мальцу. И в этой войне растворилась Стерре Аллемаа (какой она была, бог весть) и появилась матушка Аллемаа, дитя крови и пепла, в душе и на руках которой были пепел и кровь. И она могла бы многое порассказать мистеру шпиону...но не теперь и не здесь.
- Мне не за чем думать о том, что меня не касается, - отрезала Стерре, - Я только вот, что тебе скажу, Бартоломью, сын Андреаса, невозможно в банке с солеными огурцами остаться свежим. Довольно! Я услышала все, что мне было нужно.
Маркитантка одним глотком осушила бокал и поднялась на ноги.
- Оскар, - обратилась она к Чонке, - отведи его к Теодору. Не думаю, что Дому Багир требуются услуги отставного шпиона, но пусть Теодор на него посмотрит сам.
Не глядя на мужчин и не добавив ни слова, Стерре прошествовала мимо них. Матушка Аллемаа направилась в свою комнату, чтобы переодеться к обеду.