Что-то было в Оскаре, что заставляло Николаса нет-нет, да и посматривать в сторону слуги. Это было не ощущение угрозы — в этом Николас все же доверял чутью. Но что-то настораживало в поведении простецкого крестьянина, словно незамысловатый парень из народа играл в какую-то свою игру, сложную, запутанную, но скрывающую истинные его намерения. Фальши в его выходках и поведении не было, но цель их — следование ли врожденной эпатажности, или произведение какого-то определенного впечатления на окружающих — ускользала от понимания Николаса, и это заставляло уделять ему толику настороженного внимания.
В остальном Николас мало-помалу начал наслаждаться поездкой. Тетушка Стерре придремала в дороге, что само собой повесило внутри кареты тактичное молчание. Николас обменивался с Линой вежливыми взглядами, не упуская возможности полюбоваться точеной фигуркой новоиспеченной далекой родни. По счастливому стечению обстоятельств родство леди Лины с самим Николасом было весьма условным, поэтому он не испытывал какой-либо неловкости.
От размышлений его отвлекла остановка кареты, а последовавшее за этим замечание тетушки Стерре, по сути достаточно нейтральное, но от этого не менее едкое, заставило его едва заметно улыбнуться и адресовать эту улыбку Лине: гляди-ка, тетушка в своем репертуаре!