Стерре выслушала монолог Чонки молча, не отрывая взгляда от его прозрачных глаз. Облегчение, которое она испытала от того, что легче стало ему, сперва сменилось легким раздражением от необходимости вплести в свои планы Лину. Однако затем раздражение ушло, уступив место вдумчивому спокойствию.
"Миры всегда и везде одинаковы, дружок, - думала Стерре, следом за Чонкой возвращаясь в замок, - не колдуны, так подлецы, не подлецы, так кровопийцы...А уж те, что в шелках - и те, и другие, и третьи в одном лице. Деньги всегда пахнут, кто бы чего не говорил. И это запах дерьма. Уж поверь матушке Аллемаа, я немало монет подержала в своих руках". "За меня ты зря беспокоишься, - маркитантка ухмыльнулась, вспомнив предупреждение Чонки, - Нету у них такого крючка, чтобы матушка Аллемаа на него попалась. А если и заглочу, то желудок у меня и не такое переваривал".
Стерре вернулась мыслями к застолью, с которого началось их совместное путешествие. О чем там говорил Чонка?
"Все они одним миром мазаны, - Стерре вспомнила лица и поведение соседей по застолью, - кроме, разве что того офицера, Николас, кажется. Но солдафон солдафон и есть. Скорее даст себе живот вспороть, чем присягу нарушит. Ну, и эта, леди Лань, как ее Оскар называет. Малохольная она. Ну, да ладно! Поговорю с ней завтра. Пусть рядом потрется, две пары глаз все способнее для наблюдения, чем одна. А Оскар пусть еще шире по сторонам зыркает".
Довольно быстро они вернулись в замок и Оскар проводил Стерре до двери ее комнаты. Заперев дверь, матушка Аллемаа улеглась в кровать (дважды за два дня - небывалое чудо!) и отбросив до завтра все печали, крепко заснула.