С сомнением относился степняк к ополчению урусскому, привык считать воинами только тех кто на коне и с луком, ну или на коне и в доспехе с копьем на битву явится. Что ж эти пехотинцы на поле то сделают со своими топорами дурацкими? Только помрут зазря под копытами конницы да под пулями застрельщиков, лишив хозяина рабочих рук немеряно, а там глядишь такое ополчение враги один раз враги побьют, другой раз побьют и работать в полях некому станется. Придется хану или князю в плуг самим запрягаться, чтобы с голоду не окочуриться, вот умора то будет всем соседям и завистникам. Так какой же хозяин их в бой погнал этих ополченцев, то есть крестьян своих? Лишь жестокий, глупый или отчаявшийся. Крестьяне да рабы должны работать, еду растить, скот пасти, а воевать положено воинам, обученным и вооруженным для этого дела нелегкого. Ну да ладно, выбора все равно особо не было, придется сражаться вместе с теми, кто имеется, всяко лучше, чем с армией вражеской в одиночку тягаться кочевнику.
- Навредили кощейцы многим здесь, - отвечал батыр воеводе, - И мудрецу-провидцу одному, на кота похожему, тоже жизнь попортили, вот он и меня и послал к тебе. Томится, сказал он, человек один в плену у кощейцев, только он их колдовство и победить сможет, а другие - йок, не справятся. Знать ты должен джигита пленного, глаза голубые еще у него, и Восьмушей по вашему кличется.