Как только пострадавшей женщине вручили плетку, она преобразилась. С плачем и криком бросилась эта крестьянка к столбам. Она никогда в жизни никого не била, даже нашкодничавшего кота или другую животину. Но сейчас она стегала плетью спины привязанных до тех пор, пока ее не скрутили и всю зареванную не увели прочь двое крестьянских парней самого хмурого вида. Ее крики и стенания еще долго были слышны на площадке у дома старосты.
Дочь новоиспеченной вдовы неуверенно ударила плетью одного из штурмовиков и удалилась, вся погруженная в себя. Казалось, после пережитого ее ничто не заботит. Она шла, пошатываясь, и люди расступались, давая ей дорогу.
Солдаты и десятники били явно нехотя. Разве что Гамар от души отходил своих парней (не тронув, впрочем, пикинеров), приговаривая:
- Козлы драные! Развлечься захотелось, да? Бабу вам, значит? А нате вам бабу! Мне, сука, не жалко! - отобрать у Гамара плетку даже не пытались. В конце концов он сам отбросил ее в сторону, грязно выругался и занял свое место в строю. Штурмовики опасливо косились на него, но молчали. Знали, что десятника пока лучше не трогать.
Четверка привязанных стоически переносила удары от сослуживцев, но когда пришел черед крестьян, все изменилось. Местные били неумело, но со всей силы, не жалея никого, оставляя кровоточащие полосы на крепких спинах. Когда экзекуция закончилась и четверку отвязали, лекарь, до того молча наблюдавший со стороны, осмотрел их.
- Если промыть да перевязать, может, и выкарабкаются, - пожал плечами он. Лекарь в сотне был старый, сухопарый и очень опытный. звали его Имуи. Почему при несомненных лекарских талантах его сослали служить в такую глухомань никто не знал. Ходили слухи о каких-то его незаконных оборудках на прошлом месте службы, но лечил он хорошо, дело свое знал и пользовался в сотне уважением. Правда, к смерти он относился слишком уж легко.
Спины, исполосованные десятками ударов, выглядели жутко. Сплошное кровавое месиво, вызывающее даже у опытных солдат отвращение. Одно дело видеть раны в бою, совсем другое - смотреть на покалеченных товарищей в относительно мирное время. Многие в сотне роптали. Они понимали, что сотница, в общем-то, была в своем праве, но ее решение явно не пришлось по душе никому из солдат.
- Вот смеху-то будет, - тихоньо произнес один из щитоносцев, - ежели эти варвары уплывут, покуда мы до них доберемся.
- А еще смешнее, - поддержал кто-то из арбалетчиков, - если они вот прямо сейчас в эту деревню войдут, а мы тут такие красивые своих же бьем. Не утруждайте себя, господа варвары, мы за вас сами всё сделаем, - в строю засмеялись.
Однако наказание подошло к концу. Нужно было решить, что делать дальше. Варвары имели привычку уплывать или уходить из ограбленного города очень быстро, об этом знали все ветераны. И если сотня хотели их перехватить, действовать нужно было быстро.