Сражение для Скумри завершилось так же быстро, как началось. Вот он оседлал загривок врага, вот под когтями чавкнули, лопаясь, глазные яблоки. Несколько секунд балансирования на ходящей ходуном холке обреченного волка, подобных танцу драккара, вскарабкавшегося на гребень штормовой волны. Кровь, бьющая потоком из вскрытых глазниц. Мягкий соскок в покрасневший, ноздреватый снег. Бьющаяся в конвульсиях туша у лап. Кончено.
Гордый собой, Скумри уселся возле своего трофея. Подобрал хвост, принялся умываться, загребая мохнатой лапой усатую щечку и ухо. Чтобы, с одной стороны, ни у кого не возникло сомнения в личности убийцы, а с другой - всякому было понятно, что для него, Скумри, такой подвиг, в сущности, обыденная вещь.
Но никто не обращал внимания на черного кота. Никто!
Не восхищался его силой, умением и отвагой, помноженным на изящество и красоту. Даже в прозе, не говоря уже о хвалебных висах.
Превозносили какого-то несчастного Скегги, который еле-еле заполевал копьем шавку, вдвое меньшую, чем он сам. Печенью кормили, звали воином. Такие воины приличному хускарлу на один мах мечом.
Скумри ревниво примерился к "воину", прикидывая, осилил бы он человека один на один. Пожалуй. Без боевого железа - наверняка. Не было в Скегги повадки убийцы. В его хёвдинге - да, но не в Скегги-дренге.
Воин!
А Скегги, с довольной ухмылкой на измазанной роже, погружал зубы в мягкий багровый ком печени, не ведая о нелестном кошачьем мнении на свой счет.
Кот бы и сам отведал горячей, кровавой печенки. Но когтем не вспорешь толстую шкуру на брюхе врага. Уважить же викинга честным трофеем никому и в голову не пришло.
Даже у хозяйки не нашлось времни на своего компаньона. На то, чтобы латать всяких неумех и вертеть хвостом - нашлось. На Скумри - нет.
Оскорбленный до самой глубины души пушистый воитель про себя послал всех к Хель, и скрылся среди сугробов.