Бой кончился так же быстро, как и завязался.
– Дурень! – сердито бросила Инге в сторону Ольфрруна.
Ну зачем было убивать животное? Ясно же видно, что не собирался волк нападать, передумал разделять участь собратьев.
Не понравилось колдунье и обращение норвежца. И дело было вовсе не в приказных нотках, звучавших в его голосе (это уж она как-нибудь переживёт). Инге неприятно задела фамильярная небрежность, с которой Хельги именовал скальда. В конце концов у старика есть имя. Впрочем, размышления эти девушка оставила при себе: не время сейчас препираться.
Первым делом компания норвежцев во главе с сыном ярла принялась с воодушевлением посвящать в мужчины оторопевшего Скегги. Пробиравшейся мимо по сугробам Инге чуть не сделалось дурно от такого зрелища. Не понимала ведьма этих первобытных обычаев. Можно подумать, если ты повергнешь врага, но не выпотрошишь ему внутренности, ты перестанешь быть мужчиной, а Асы не оценят твоей воинской доблести. Боги и так уже решили, кто сильнее и ловче. Ты ведь победил! Не это ли признание Асов? Не это ли их одобрение? Так к чему это кровавое буйство? Девушке представлялось, что воины не для богов устраивали это представление, а чтобы самолюбие своё потешить, человеческое тщеславие. Да был бы действительно враг, а это… обычные оголодавшие собаки, которым просто хотелось выжить. Вот же воистину говорят, что у страха глаза велики. Девушке-то целый волк померещился! Знала бы Инге, что над телами несчастных так поглумятся, не стала бы направлять огненную струю в тех двоих…
Хельги умело руководил обрядом, со знанием дела. Наверное, много раз уже такое делал. Инге с отвращением отвернулась, чтобы не видеть его кровавых манипуляций. А что если первым врагом норвежца был человек? Может быть, даже её родич из далёкой Ирландии? Ему он тоже вырвал печень? От этой мысли мурашки пробежали по спине девушки, ноющей болью отозвались на расцарапанной коже, напомнив ей о ране. «Надо бы её промыть... Когти животных – это тебе не сталь: много всякой заразы переносят. Раны от них и заживают хуже, и чаще гноятся. Как бы не занести в кровь заразу какую… Но это же надо снимать платье и нательную рубашку… Да и кого попросить…» Инге оглянулась на торжествующих, упивающихся победой норвежцев, скользнула взглядом по одурманенному вкусом крови Скегги, одобряющим его Хельги и Рагнару и вздрогнула. К горлу подступил комок страха. Нет, что-то ей совсем не хочется избавляться от одежды в присутствии этих мужчин. Лучше промолчать. Может, и обойдётся всё? Девушке хотелось надеяться, что царапины ерундовые и затянутся сами.
Добравшись, наконец, до лежащего скальда, Инге склонилась над его мертвенно-бледным лицом, дотронулась до шеи старика. Пульса не было. Взяла Свена за запястье. То же самое. Последняя попытка – проверка зеркальцем. Может, есть ещё надежда? Колдунья вперила взгляд в полированную поверхность. Но чуда не случилось. Девушка опустила руку на глаза старика и некоторое время молча сидела рядом, понурив голову. Шаги кого-то подошедшего сзади вывели ведьму из мрачной задумчивости. Обернулась – Хельги. Плащ свой зачем-то протягивает. Ах да, её же порван. И что-то материнское, гордое, всколыхнулось в ведьме в этот миг.
– В отличие от вас, я не испытала от этого удовольствия, – ответила колдунья сыну ярла, резко распрямившись и сверкнув на него глазами. – Свена нужно похоронить достойно.
Девушка без лишних объяснений отвела руку норвежца, не принимая щедрого подарка, и спешно зашагала прочь, устремившись к спасительному островку – стоявшему неподалёку Гисли. Невооружённым глазом можно было заметить, что старик ранен. Этот ворчун, ещё недавно грозившийся ей физической расправой, сейчас на фоне остальных казался Инге совсем не опасным.
– Ну что тут у тебя? Дай-ка посмотрю, – нарочито громко спросила колдунья рыбака.
Айсилинг ушла, оставив вместо себя прежнюю рыжую растерянную девочку. Смятение царило в сознании колдуньи. И одной мягкой чёрной лапой осторожно, крадучись, через порог души переступил страх.