Просмотр сообщения в игре «Мой демон»

      На момент криков, из щелки между шкур уже виднелся снег, лежащий непропечённым припудренным коржом на нестриженных крышах. Ветер заунывно подпирал дряхлую щеку свою, сминая непокорную мертвячески-белесую кожу, покрытую седыми волосками, которые и завивали всю бурю, которые и шипели на весь простор, то сговариваясь в стайках, то расходясь по одному. Холодный пепел под ногами приминался со знакомым каждому скрипом и, щуря глаз, топился в обиде. А горы… а что горы? Смотрели они на всю эту заунывную картину и храпели, как вдруг послышались первые истеричные крики. Сначала мужские, перемешанные с кашлем, потом женские, с яркою надеждой на уместное, а самое главное, деликатное оскорбление. Недовольное бормотание первого, видимо, пленника, мужики, идущие со стороны повозки, еще стерпели, но когда заговорила девушка, то Ингвар, покосившись в зеленой ярости на своего старшего товарища и содрав с повозки шкуру потеплей, отдал сигнал к действию.

      В «карету» с лютой злобой в лице и напряженных жилках шеи заглянул мужчина лет пятидесяти, росту невысокого, но статного своими плечами. Его квадратное лицо, горькое от морщин, сводилось к одному лишь: разбойничьим чернилам-глазенкам, хищным когтям-бровям и могучей грязной бороде, прошитой ниткой снега. Из-за бороды с усами, обвисшими и прилипшими к подбородку от мороза и вечного разговора, рта видно не было, однако, когда мужик и начинал что-то бубнить, то как назло возникали в ночной ризе пять его кровавых зубищ: два острых желтых клыка, два передних паучьих зуба, один из которых по центру потек кровью изнутри, что сделался красным, и один черный остаток рядом, вихлявшийся, видно, из приличия, как шатается всякий старик с молодыми собутыльниками в надежде, что и ему что-то перепадет. Волосы у него не были красиво острижены, как у первого, а висели кусками-сосульками, еле прижатые овчинной шапкой. Но самое неприятное в портрете этого мужчины было то, что руки его, отмороженные и обмотанные кровавыми веревками до посинения, так и вгрызались черными когтями в глаза каждого, коли скандинав и указывал на кого рукой… мужик яростно вцепился в повозку, чтобы быки приостановились и, чуть не урвав половину телеги с собой, проорал в безумном шипении, давясь черной слюной:

— А ты молчи, ведьма!! — правая рука не удержалась и, сдирая ногтями стружку с телеги, побрела вверх. — Ух, дур-ра! — уж замахнулся он, но Борис Павлович прервал прекрасные порывы души викинга своим басом:
— Вы как с барышней глаголите!? Изъясняйтесь впредь учтиво, иначе я буду готов взять честь на себя выступить за даму на дуэли, дабы защитить ее право. Немедленно перестать! — щетки ревнивыми движениями вымели всю дурь из щелей между грязных зубов бородача. — Так что?
— Слыш, Ингвар, проряди-ка этому хрычу по самое, — начал подстрекать мужик своего товарища, но тот лишь махнул рукой. Мелькнула татуировка. Тогда бородатый харкнул меж зубов куда-то в телегу и отошел. Попало прямо на колено к Гаю.
— Немедля же прекратить! Эт-то что такое, перестать. Я вам говорю! Мое превосходительство Борис Павлович Лиховальцев, генерал от инфантерии, нынче не записанный, но обождите и каждый вознает, это факт. Глянь хоть на эполеты, мужик! Таких ниток-то первый раз видишь. Вези к барину, там всех вас перекуплю. Посмертно, чтоб вас. Вези. Сколько душ-то у него? Триста пятьдесят, небось. Вон зажрался как, лодырь. Ну я ему ревизора-то устрою, все у меня вот тут будете, — Лиховальцев показал краснющий кулак, медленно перешедший в фигу. — А это все Сваянов! Говорил я ему, говорил! Так, — генерал надул щеки и вспомнил, что по леву руку от него находились еще люди. Люди непонятные, неизведанные. Да что люди. Так, души, — а вы еще кто? М? Царь-то батюшка все видит, да и вас покарает. А ну из моей поклажи! Ать-два.


У Эпифоры был телефон. Пять пропущенных, три СМС’ки (пока метагейм, но когда момент отыгрыша современного человека настанет, то вся информация тут):