Родится в семье тсалага* - значит, нести ответственность от самого рождения. Ответственность за каждый свой поступок. Перед собой, перед предками, перед родителями и соплеменниками. Быть достойным. Быть отважным. Быть послушным.
Отцом Шанкэ был Увейти. Достойный во всех отношениях, но неудачливый человек, работавший на Сэма Уоткинса - крестившегося тсалага, владеющего крупной плантацией в Джорджии и каким-то чудом не переселенного на запад, в Оклахому. Мать Шанкэ, говорили, была дочерью шамана и могла общаться с духами. Ее откровенно побаивались даже соплеменники. Даже Увейти, ее муж, относился к ней с опаской, хотя и любил всем сердцем. Звали ее Винона и именно она была человеком, рядом с которым прошли самые юные годы Шанкэ. Она не отходила от первенца ни на шаг, пела ему песни и кормила. Она делала всё, чтобы Шанкэ ни в чем не нуждался. Откровенно говоря, она баловала мальчика, но стоило Увейти заиинуться об этом, как Винона сверкала большими глазами и шипела что-то - отец сразу же испуганно отступал.
Так прошли первые три года жизни юного чероки, но потом он почти не помнил их. В 1846 году Уоткинс разорился и семья Шанкэ переехала в Вирджинию, где, по слухам, можно было найти работу. Такое переселение было незаконно и уже через год к ним пришли белые люди. Злые и сердитые люди. Они ругались на отца и на маму, они размахивали какой-то бумагой с надписями на непонятном языке. Но Увейти как-то всё утряс. Он всунул в толстую ладонь белокожего какие-то зеленоватые бумажки и тот ушел, бормоча что-то себе под нос.
Жили они в небольшой лачуге у реки около Линчберга - довольно крупного города, где жило много белых и черных. Чужих. Они все, даже самые добрые из них, которых было крайне мало, были чужими. От них как будто исходил какой-то странный неприятный запах. Шанкэ с детства впитывал истории матери про то, как белые люди приплыли из-за Большой Воды. Как изгнали они предков Шанкэ с их земель и сами заняли их. Как убивали людей из других племен просто за то, что те посмели охотиться на землях, захваченных бледнолицыми дьяволами. Винона ненавидела белых всей душой. Ее отец, дед Шанкэ, погиб в стычке с белыми, когда ей было десять и она не простила этого.
У реки, где жила семья, было много других лачуг. В основном жили в них чернокожие, но порой попадались и белые, но не такие, как в городе (для Шанкэ было открытием, что бледнолицые тоже различаются между собой, как, например, тсалага и ходинонхсони**), говорящие на других языках, в поношенной и грязной одежде. Индейского мальчика принимали в игры дети - они не знали про расовую вражду, как не знал и Шанкэ. Они были совсем малы, любили купаться в речке, играть в мяч и целыми днями могли пропадать в соседнем леске, собирая ягоды или наблюдая за белками, живущими там.
Мать называла других детей "детьми змей". Маленький Шанкэ не понимал, почему, ведь другие дети вовсе не были похожи на мерзких ползучих тварей. Они были приветливы, хотя и грубы порой. Индейский мальчик плохо говорил по-английски, но среди детей негров и мигрантов со всей Европы это не имело значения.
Вечерами отец рассказывал сыну про мир за пределами маленького поселка. Говорил про огромные равнины на западе, про суровые северные леса, про диких животных, обитающих на всем континенте (отец Шанкэ был слегка образован и даже умел грамотно писать по-английски, чем очень гордился). А мать пугала мальчика рассказами про духов. Это было страшно, слышать о том, что дух может вселиться в человека и заставить его делать ужасные вещи. С другой стороны, были и добрые духи, помогающие смертным и мама обещала Шанкэ научить призывать их, если он будет вести себя хорошо и достойно.
Увейти устроился работать на паром. Платили скудно, но на жизнь хватало. Это была простая работа, не требующая никакой квалификации и Увейти работал так целых два года, пока в один морозный вечер в декабре 1849 года на его паром не сели два выпивших горожанина из Линчберга. К несчастью, у одного из них оказался нож, на который, как потом утверждали эти мужчины, индеец-паромщик вдруг бросился. Суд оправдал обоих.
Семье даже не дали проститься с телом. И тогда, холодной зимней ночью, Шанкэ впервые увидел духов. Окуривая травами их лачугу, Винона ходила кругами по ней, а затем пустилась в пляс. Это был страшный танец, с рваными, прерывистыми движениями, с прыжками до потолка и резкими выкриками. Женщина хрипела и бормотала какие-то заклятия, а маленький мальчик, забившийся в дальний угол, не мог оторвать глаз от действа. А потом Шанкэ услышал (или ему только показалось?) одно-единственное слово прямо у себя над ухом, сказанное сухо и твердо: "Убей".
Ему было шесть лет и мир духов впервые заговорил с ним.