Услышав по связи разъяснения своего сюзерена по части происходящего, Жак потратил время до стыковки с пользой. Все же абордажный бой с космическими пиратами был делом, требующим некоторой подготовки.
Перед тем, как направиться к шлюзу, он завернул в свою каюту. Там шлем брони шута был наспех подвергнут некоторым косметическим украшениям: сверху, чуть набекрень, Жак повязал алый платок-бандану; через глазницу наискосок пустил черную ленту, предварительно проделав в ней отверстие ножом, чтобы не мешала смотреть. Подумав, он выудил из своих многочисленных ящиков массивную и вульгарную золотую (а может, золочёную) серьгу - кажется, женскую, - и посредством суперклея присобачил её на шлем сбоку, примерно туда, где должно находиться ухо. Красить нагрудник в белую и синюю полоску, равно как крепить поверх брони жабо и кружева, времени, увы, не было, поэтому, скрепя сердце, Жак удовлетворился таким скромным антуражем.
Нахлобучив шлем, он раскачивающейся матросской походкой направился к абордажному отсеку, куда и ввалился вскоре, горланя хриплым и страшным голосом просоленные матросские песни.
Оказавшись среди бойцов, он сразу объявил, что чует печенками, как ломятся от добра трюмы "испанца", обозначил своё намерение пустить кого-нибудь по доске и повесить на рее, а так же отодрать всех синьорин и вылакать весь ром, что найдется на борту. Он тискал рукоять палаша, смачно и забористо сквернословил, и очень достоверно имитировал качку палубы.
Появление в отсеке барона Жак приветствовал оглушительным: "Арррррррр!!!".
До стыковки оставалось всего-ничего...