Перелет нравился рядовому Люсьену Моррису, прозванному Жабой из-за огромной бородавки возле носа. По правде сказать,если бы спросили его мнения, бывший шахтер предложил бы лететь еще подольше. Ведь пока их полк летит к новой планете, личный состав не участвует в боях, проводя время в безопасности недр транспортника, на котором они сейчас путешествовали. Сейчас у них было почти все, что нужно - жрачка от пуза, лхо... Не хватало только амасека (ну, или хотя бы транка) и баб для полного счастья, если уж на то пошло. Даже форсированные тренировки воспринимались Жабой, как должное. Во-первых, благодаря им отделение и получало все те же усиленные пайки и курево, скрашивающих солдатские будни, а во-вторых, Люсьен понимал, что лучше уж сейчас терять время и пот в невыполнимых учебных заданиях, чем чуть позже потерять жизнь от удара заточенного куска железа в руках зеленокожего монстра. И частенько озвучивал эти свои мысли вслух.
Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. О скором окончании этого перелета возвестило общее построение, на котором полковник Штайнер зачитал торжественную речь. В ней было все - запал, воодушевление, порыв, гордость, вера, Император и, самое главное (после, конечно, Императора), краткость. Жаба морально приготовился к многочасовой речи, наполненной переизбытком пафоса и превозмоганием, неизменному спутнику полковников Гвардии из патриотических фильмов. Но Штайнер, видимо, считал, что свою дозу пафоса каждый из гвардейцев получил еще в учебке, и что у Туннельных Крыс перед предстоящей высадкой есть дела и более важные, чем стоять, вытянувшись в струну, пытаясь удержать тяжеленный огнемет. И был краток. Честь ему и хвала.
Пока бригадир... то есть, Серж... то есть, сержант находился на совещании, Люсьен проводил время, травя бородатые анекдоты и байки времен своей супружеской жизни всем желающим, а также нежелающим, но оказавшимся поблизости от находившегося в словоохотливом настроении здоровяка. Речь вернувшегося сержанта Жаба слушал спокойно. Пока что высадка была предметом будущего (хоть и ближайшего), а потому дрожи в коленках и мандража было маловато. Но с другой стороны, послушать и узнать, что кто-то нуждается в твоей защите всегда приятно. У рядового Морриса возникло, правда, искушение в самом конце сержантской речи, когда речь зашла о защите жизней "тех, кто не может позаботиться о себе сам", ляпнуть, что Грабовски не так уж и плох, но сдержался. Некоторые и в самом деле воодушевились от речи бригадира. То есть сержанта. Так зачем портить впечатление тупым гыгыканьем? Тем более, что над чем поржать и так найдется.
Услышав вопрос сержанта, Люсьен слегка выпрямился и сделал полушаг вперед.
- Бригадир, тьфу ты, Серж, тут это... Я че думаю, мы к встрече-то с орочьими машинками готовы-то не больше, чем мужики из Рейвенклауда к честному труду, - озвучил свои мысли бородач, избегая смотреть в лицо сержанта. К счастью, офицерья рядом не было и говорить можно было относительно сободно. - Может нам, того, ну противотанковое че-нито дадут? Не, я не к тому, чтобы критиковать начальство, но на месте командоров наших выделил бы нам че-то с калибром посерьезнее, а не отправлял на танки с голой жопой. Лазпушку, или че-то типа того... Ну, или если интендант зажопится и пушку раздобыть не получится, то хотя бы треногу к зажигалке моей. А то ее на весу ровно не удержишь, струя гуляет во все стороны так, что Алкаш-Ден из Тридцать Четвертой Бригады, ну, тот, который Хрен-Попадет, позавидовал бы. И, ну, очечи бы нам какие... Или еще какие наглазники... Чтоб свет не сильно слепил. Сэр? - несколько нуверенно закончил свою речь Люсьен.