Космопорт Одиночество встретил аколитов оглушительным гулом многих десятков реактивных двигателей, к которому, впрочем, рожденные в бездне бескрайнего космоса давно уже привыкли. Намного большее впечатление на Тибальда и его молчаливого спутника произвел вход с геостанционарной орбиты. На спуске челнок попал одновременно в электромагнитную и атмосферную бурю, пока пилоты смогли побороть взбрыкнувший и застонавший от боли дух машины, их отнесло на несколько сотен километров южнее Глорианы. Челнок задержался почти на четыре часа - четыре часа тяжелого, тошнотворного полета под ослепляющими лучами местного солнца, трясясь в хилом суденышке над апокалиптическим пейзажем мира Соломон. Цепи трубопроводов, изрыгающие ядовитые пары мануфактории, разделенные терзаемыми песчаными бурями пустынями и редкими реками омерзительно-рыжего цвета.
Наконец перед аколитами предстал улей Глориана в своем мрачном величии - колоссальный массив острых шпилей мегахабов, растущими из сорока четырех уровней старого улья и связанных друг с другом многокилометровыми транспортными коридорами. Глориана являлется столицей Соломона и при виде высоты птичьего полета напоминает неимоверных размеров железную корону на испещренном радиоактивными язвами челе этого мира.
Вздохнув было с облегчением, аколиты столкнулись лицом к лицу с очередной неприятностью, ведь из-за задержки челнок отказывались пускать на оговоренный заранее причал, и пилоты матерясь удерживали его в станционарной позиции на мощнейших порывистых ветрах почти два часа. Космопорт Одиночество, занимавший уровни с 55го по 75 в восьмом мегахабе, был наиболее занятым на всем этом мире и имел грузооборот в полтора миллиарда тонн в сутки - больше, чем целиком на некоторых торговых мирах Империума. Он управлялся жесточайшим графиком, где опоздание на полчаса могло задержать судно на орбите на несколько недель. К счастью, для челноков имелось достаточно мест, и очень скоро (по меркам Глорианы, конечно же) для судна аколитов нашли другое место - всего на полчаса. Едва включив магнитные швартовы, челнок откинул рампу и два грузчика вытолкнули ящики с реквизицией аколитов, загрузили их на транспортер, налепили наклейку с адресом и так же быстро зашли на челнок и отшвартовали его. Вся стоянка заняла двадцать три минуты, после чего работник порта выскочил на причал и принялся подавать сигналы вокс-ратьером следующему челноку.
Ошарашенные резкой смены обстановки и обессиленные тяжелым перелетом, аколиты с трудом нашли выход из доков и в сторону складских помещений, пытаясь опросить около десятка работников, но получив отказ от каждого из них - все они бежали на работу, готовились к следующей смене, пересчитывали груз, составляли схемы крепления и перепроверяли бесконечные грузовые манифесты. Где-то в это время на планшет Тибальда поступил сигнал от инициата Лаурека с номером пакгауза, к которому надлежало прибыть в ближайшее время. Конечно же, этот пакгауз оказался почти в пяти километрах от места посадки.
Когда аколиты вышли к месту встречи, все уже почти закончилось. Вентиляционные шахты всасывали остатки черного дыма, арбитр и двое стражей заканчивали составлять протокол, а зеваки давно уже разошлись. В вокс-передаче с заданием инквизитор Штраус выразил твердую уверенность, что скоро произойдет еще один поджог и оказался прав. Работники дока успели вовремя победить огонь, потеряв всего троих сервиторов, чьи останки валялись по центру пакгауза, и сорок три контейнера со всем грузом. Все это аколиты видели издалека, через открытые ворота пакгауза, возле которых стоял инициат Лаурек и арбитр в черном карапасе. Седеющий и тронутый лысиной старый служака что-то говорил инициату, делающему заметки в потрепанном блокноте.
Слева от ворот бригадир грузовой бригады перечислял двоим стражам номера поврежденных контейнеров и номера рейсов с которыми они прибыли, причем, судя по раздраженному выражению лица и повышенным тонам, делал это уже не в первый раз.
Приблизившись, аколиты смогли внимательно разглядеть Лаурека. Это был уже не юноша но еще совсем не мужчина, высокого роста со смазливым лицом и холодным взглядом из-под очков в тонкой изящной оправе, русыми волосами, чуть закрывавшими уши, одетый в темно-зеленое пальто, черные брюки, заправленные в легкие ботинки. Сзади на пояснице у него висела небольшая сумка, а на правом бедре - огромная книга в чехле, ремень которого был перекинут через левое плечо. Пола пальто чуть топорщилась слева, выдавая некое оружие, судя по тому как он иногда неуверенно поглаживал бок, огнестрельное, которое для своего хозяина явно было в диковинку.