Тело, безвольное, как тряпичная кукла, легко перевернулось, и девчонка за спиной Пайболда завопила еще громче. Осмотр был излишним, как и любый Дары Гайи, кроме, разве что тех, из-за которых в свое время разгорелись Войны Ярости, были бессильны.
Тело было еще теплым, не смотря на ощутимо-холодную воду ручья, но с теми ранами, которые красовались на нем, ни один человек не мог бы прожить дольше минуты. У мальчишки было вырвано горло, и кровь из разорванных артерий уже даже не сочилась, а просто собралась сгустками между обрывками кожи, хрящей, мышц и связок. Но еще ужаснее была вторая рана. У парня буквально не было лица, только окровавленный череп, освежеванный от подбородка до линии роста волос, смотрел на Муна слепыми мутнеющими глазами, лишенными век. Девчонка за спиной сорвалась на хрип, а, судя по треску кустом, мальчишка бросился убегать.
Вода из темного омута плеснула в лицо Тапку, и утащила его взгляд за собой, на ту сторону. Тени на дне оврага сгустились, будто наступили поздние сумерки, и зашептали за стволами исполинских деревьев. Ручей стал полноводнее и забил ключом. Обрывки густой паутины закачались на высоких ветвях.
Вдоль ручья, по топкому и чавкающему берегу крались они. Висельники. Шестеро, они уходили с этого места, провожаемые гневным журчанием. Последний оглянулся и повел провалившимся носом, явно выискивая что-то, но, не найдя, побрел следом за своими товарищами, едва касаясь маслянистой поверхности топкой грязи, деревья вдоль которой, в отличии от тех, что стояли выше по склону, казались больными и чахнущими.