Час сменялся часом, Бенедикт все никак не возвращался, и, пусть особых поводов для беспокойства не было, подсознание Рене уже привычно рисовало вереницу апокалиптических сценариев от засады поклоняющихся губительным силам культистов до подставы, устроенной для них самим старшим дознавателем. Не то, чтобы хоть что-то указывало на вероятность подобного события, но разум “Тринадцатого” слишком привык к постоянной опасности, и, будучи оставлен совсем без работы, начинал видеть дурные предзнаменования и подозрительные совпадения вообще во всем. Вот и сейчас, сидя в слепом углу своей мансарды, и, в который уже раз собирая и разбирая верный, повидавший за свой век всякое дерьмо “Гекатер”, он раздумывал, куда это моталась “Беда” после того, как довезла продукты до поместья, и, самое главное, зачем она в это “куда-то” моталась.
Так или иначе, вечер все же наступил, солнце скрылось за горизонтом, а это означало, что и ему, и Стил надо было собираться в армейское логово, так и не раскрывшее вчера всех своих секретов. Охотник винил в этом в основном себя, и поэтому попыткам увязать новую легенду со вчерашними событиями, воспоминаниями, которые могли остаться о них с “Бедой” у посетителей и персонала, и с сегодняшними их целями уделил, наверное, слишком много времени. Просто все равно не стало, так как в обществе служак, хотя бы и бывших, он чувствовал себя неуютно даже тогда, когда был одним из “Гончих” и работал с ними плечом к плечу. В итоге Рене проторчал у зеркала ощутимо дольше своей спутницы, чем вполне ожидаемо вызвал целый шквал грубоватых, но достаточно забавных подколок, завершившихся контрольным взъерошиванием бороды и бакенбард.
– Не прихорашивайся слишком, “Тринашка”, – наставительно произнесла Стил менторским тоном, проигрывая бой с лезущей на лицо кривой ухмылкой. – Там же, судя по рассказам твоим, не какой-нибудь сраный офицерский клуб для штабных шаркунов, а нормальный такой кабак, пусть и крутой. Те же охочие до опасности и денег бандиты, только организованней, жестче и без ярких тряпок. Ты норм впишешься, если умничать не будешь сверх меры.
Когда же, наконец, все приготовления были закончены (включая поглощение части приготовленной “Бедой” еды), они пешком дошли до кафе, которое Рене использовал в качестве промежуточной точки для вызова такси, обсуждая план действий на вечер на ходу, выпили по чашке рекафа и отправились в само “Пограничье” уже ближе к полуночи. Армейское заведение или притон нарко-алхимиков, все по-настоящему интересные дела все равно делались ночью, когда случайные люди, непричастные посетители и праздные зеваки уже разошлись по своим уютным домам, жилым ячейкам или норам. Это был практически закон, и, судя по тому, что на памяти охотника нарушался он куда реже не к ночи упомянутого Lex Imperialis, закон истинный.
Закинувшись обязательной для подобных случаев дозой пан-иммуна, “Тринадцатый” и “Кролик” прошли обязательную проверку на входе, предъявили разрешения на взятое с собой в обязательном порядке оружие, и отправились прямиком к бару, который навевал на Стил ностальгические воспоминания о лихой и такой простой молодости , а у Рене вызывал фантомную боль где-то пониже спины. Последний раз, когда его катали на самодвижущейся бронированной коробке с похожим шасси, каждый достаточно крупный ухаб, гора обожженного рокрита и каждая яма оставили в его памяти и на его седалище поистине неизгладимые следы. Их базовым планом на сегодняшний вечер была разведка с пусканием пыли во все глаза, что были готовы смотреть, и барная стойка для нее казалась отличной отправной точкой.
….
– Ну, а потом мы с Маркусом загнали эти камешки, снятые с, мать ее, остроухой ведьмы, какому-то шаркуну из штаба, которого он еще по службе знал. Хрену какому-то высокородному, что носа своего аристократического за пределы бункера не показал ни разу. Как липку ободрали, – вещает Рене не так громко, чтобы это кому-то мешало, но достаточно для того, чтобы и бармен, и соседи при желании могли следить за историей. – Да, братишка тогда знатно всех нас выручил. Не сдрейфил, даже когда братья Кримс и “Пиявка” дали деру. Гвардия есть гвардия.
Они все еще сидят за стойкой, пьют и по очереди вспоминают истории про Маркуса по кличке “Забойщик”, якобы бывшего сослуживца Стил по “Ангалорским белым львам”, тринадцатому пехотному полку имперской гвардии Нового Ангалора, что лежит за много световых лет от Идар-Оберштайна, малоизвестен и вообще практически полностью выдуман. Сам же “Забойщик” успел не только родиться из той ямы со змеями, которая заменяет “Тринадцатому” мозг, полтора часа назад, но уже и умереть, и только полная какого-то местного пойла рюмка, накрытая куском хлеба и дымящейся лхо-сигаретой, что стоит на стойке напротив аколитов, напоминает об их недавно ушедшем товарище. Подробности они, конечно же, старательно замалчивают, скрывая деликатный характер их нынешнего бизнеса, сведшего двух бывших гвардейцев с честным стрелком-телохранителем, но менее крепкий (а еще и не служивший) Рене уже порядком поднабрался. Его немного остекленевший взгляд иногда начинает самостоятельно блуждать по сторонам, а в речи то и дело “случайно” всплывают намеки на торговлю абсолютно легальным антиквариатом, добытым их “братишками” из гвардии, конфликт с какими-то отбросами, считающими этот бизнес своей вотчиной, и кровавую разборку, в которой бедняга Маркус сложил свою кудрявую голову. Сложил, само собой, защищая своих и унося с собой в могилу всех не своих. История “Забойщика”, если посмотреть беспристрастно, не такая уж и фантастическая от начала до конца, и оба они врут хорошо, если в половине случаев, рассказывая, по большей части, байки услышанные или пережитые.
– Ладно, – выдыхает, наконец, Рене, мотая головой, якобы чтобы чуток прийти в себя. – Пошли я покажу тебе местный зал для рукопашки и стрельбище. А то вчера, пока новую пассию начальства выгуливал, толком и не посмотрел ничего.
….
– Тот хрен в красных штанах печень не до конца прикрывает на выдохе, – цедит Стил с такой уверенностью и с таким превосходством в голосе, что пара крепких джентльменов, явно поставивших на бойца в красном, поворачивается, чтобы кинуть на посмевшую рассуждать о кулачных боях бабу презрительный взгляд свысока.
Дальше все, правда, идет не по плану. Совсем. И у самой девушки, и у относительно тщедушного Рене “я убиваю людей в качестве основной работы” читается по глазам чуть ли не легче, чем “я не местный”, да и одобрительный гул пополам со и свистом и разочарованными криками возвещает о том, что печень надо было действительно прикрыть.
– Напомни мне никогда с тобой не драться, – смиренно просит Рене у спутницы, довольно при этом ухмыляясь. – Хотя я зарекся, вроде, еще в тот раз, когда ты того здоровенного дикаря на Орлее один в один сложила.
– Да уж, – кивает Стил, мгновенно потеряв интерес к рингу, на котором судьи пытаются привести в себя потерявшего от боли сознание боксера. – На Орлее было тяжко, да. Но зато покупатели на эти статуэтки каменные слетелись потом как мухи на говно. Пошли постреляем, “Тринашка”.
….
– Выше ствол, выше, – в который уже раз поучительно повторяет Рене, улыбаясь во все свои фиксы. – У него же голова не там совсем. Это же не какой-нибудь сраный мутант с Боспора, а, например, абордажник “Красных кушаков” под дозой “Амока”. Такой от шока не свалится.
Ночь медленно, но верно подходит к концу, и сейчас, после того, как выпитое в баре на “поминках” Маркуса немного выветрилось из их крови, они веселят завсегдатаев местного тира импровизированным соревнованием по стрельбе, новой порцией недосказанных баек и дружеской перебранкой. В основном, конечно, перебранкой.
– Ну, руку я этому говнюку точно отстрелила, – отмахивается от охотника Стил после пары секунд, потраченных на изучение изувеченной мишени, отвечая улыбкой на улыбку. – Не боец он больше. Да и вообще я всегда могу примкнуть штык и проткнуть любого надоедливого засранца вроде тебя как жука. Вот так вот.
В подтверждении своих слов девушка сильно тычет похожими на куски арматуры пальцами “Тринадцатого” куда-то под ребра, от чего тот складывается на мгновение чуть ли не пополам, а окружающие их отставные и не очень военные начинают что-то одобрительно гудеть.
– Да и вообще, я не помню, “Тринашка”, чтобы ты протестовал против качества моей стрельбы на Орфее, – добавляет Банну чуть погодя все с той же усмешкой в голосе. – Я тогда этим еретикам, мать их, двадцать минуть не давала головы поднять, пока вы с парнями “спасали от пожара” спецсекцию картинной галереи дома Медрас.
…
Когда же восток, наконец, окрасился рассветной пастелью, усталые, совершенно трезвые и обросшие некоторым количеством связей аколиты погрузились в вызванное им барменом такси и отправились пить утренний рекаф. Можно, конечно же, было отправиться сразу в особняк, но паранойя Рене иногда требовала совершенно странных вещей. Более того, время от времени эти странные действия даже окупались.