Среди многих навыков, которыми должен был обладать искренне преданный своему делу служитель Бога-Императора, особняком стояло умение чувствовать людей. Не допрашивать, не выводить на чистую воду — а именно чувствовать и понимать, увязывая воедино как очевидные и бросающиеся в глаза черты, так и незначительные, казалось бы, детали. Без этого умения, или, если хотите, искусства, нечего было и думать о судьбе пастыря человеческих душ. Надо ли говорить, что священник, занимающий столь высокий пост в иерархии клира Идар-Оберштайна, как у брата Доминика, этим умением владел великолепно?
Вот и сейчас, несмотря на то, что гостя наверняка проверяли при входе в здание — незванные гости так высоко подниматься не могли — он по отработанной годами привычке окутал новоприбывшего своим вниманием, умело маскируя его под обычное гостеприимство. В то время как от его взгляда не укрылась ни малейшая особенность в поведении гостя.
С чего бы начать? Разумеется, с внешности. Человек, вошедший в его кабинет, поначалу показался ему каким-то болезненным. Бледная кожа кабинетного работника, сухощавое телосложение, водянистые глаза... Однако, следующие несколько секунд рассеяли первое впечатление. Незнакомец двигался довольно плавно и пластично, без резких и судорожных движений — совсем непохоже на канцелярских крыс или страдающих разлитием желчи чинуш. Да и следы термических ожогов на лице говорили скорее о полевом характере работы — уж сын интенданта СПО мог разобраться в метках, оставленных войной.
Впрочем, незнакомец подтвердил его догадки, представившись старшим палубным клириком корабля Имперского Флота. Помимо того, он упомянул в речи брата Себастьяна, настоятеля Церкви Святого Рвения, охарактеризовав его как фанатичного проповедника Кредо Империалис. Одно это уже заставило присмотреться к посетителю повнимательнее. Но больше всего священника удивила последовавшая просьба. По долгу службы ему редко доводилось видеть, чтобы кто-то проделал столь длительный путь, как тот, что вел от входа в собор к его кабинету, не имея с собой какого-нибудь серьезного дела. И то, что конкретно у этого посетителя на уме было лишь вывести его на частную беседу, сбивало с толку сильнее всего прочего. Впрочем, опытный дипломат ничем не выдал своей заинтересованности. Которая лишь возросла, когда собеседник проявил весьма глубокие познания в Имперском Кредо, процитировав святого, чья слава восходила чуть ли не ко временам древней Терры.
- "Идите и проповедуйте!" - процитировал он излюбленную фразу Святого Доминика. - Вы чем-то похожи с ним. Это не лесть, просто предводитель "Псов Господних"* тоже много внимания уделял бумагам и документам, не зацикливаясь только на проповедях. Я не узнаю почерк автора сей чудесной иконы. Анджелико?
Снисходительно улыбнувшись, хозяин кабинета ответил:
- Отнюдь. Позволить себе подлинник работы мастера могут только очень нескромные служители Экклезиархии. Разумеется, это всего лишь репродукция, но - отличного качества. В «Друсинии» к мастерству иконописцев предъявляются жесточайшие требования.
Брошенное мимоходом название — словно приглашение продолжить, поддержать диалог. Небольшая пауза — и за ней новая фраза. Разумеется, все с той же улыбкой, но при этом — легкой виноватостью в голосе.
- Право слово, мне несколько неловко. Ведь вы проделали столь долгий путь, чтобы оказаться здесь. Потому выставить вас за дверь, прикрывшись ворохом дел, было бы с моей стороны неуважением к вашему старанию. Прошу вас, не нужно стесняться — среди моих текущих дел нет ни одного, которое бы требовало реагировать немедленно. Можете быть уверены — минут тридцать-сорок неспешной беседы они смогут подождать. А там — как знать...
Дав окончанию повиснуть в воздухе, брат Доминик поднялся с места и проследовал к одному из шкафов.
- Предпочтете чашечку рекафа, или афгульского чая?