Рене уже изготовился было утопить оппонентов в полном зловещих намеков и откровенной лжи море воровского "базара по понятиям", как делал всегда, когда требовалось разойтись с кем-то без крови, но еще до того, как он успел открыть рот, определенно получившая свою кличку не просто так "Беда" прострелила одному из незадачливых бандитов ногу. Спасибо, бля#ь, за подарочек, господин старший дознаватель. Надеюсь, что она хотя бы в постели хороша.
Не особо понимая, чего, помимо, конечно, группового изнасилования, пыталась добиться напарница, охотник, однако, среагировал на изменившуюся обстановку так быстро, как это только было возможно, и еще до того, как "Беда" закончила пугать пятерых вооруженных пьяных торпед дамским "сверчком", ствол его собственного "Гекатера" весьма недвусмысленно уставился в лицо Арчи. "Тринадцатый" прекрасно осознавал, что устроенная в первый же день перестрелка нанесет расследованию серьезный урон и совсем не обрадует Бенедикта и остальных, но Хакста оставила ему слишком мало места для маневра. Кроме того, и это его сейчас особенно тревожило, где-то там, за завесой из масок он-настоящий как будто бы радовался такому повороту. Радовался возможности стереть немного грязи с лика Империума. Радовался возможности снова побыть простым охотником за головами. Возможности побыть собой.
Но, как бы ни была неожиданно сладка и желанна перспектива нажать на спусковой крючок, верность делу вопреки собственным желаниям была крепко вбита (буквально) в его голову, так что вместо злого стрекота "Гекатера" прозвучал хриплый и совсем чуть-чуть раздраженный голос Рене.
— Ша всем! — гаркнул охотник немного устало, но без особой злобы; будто мейстер, успокаивающий расшалившихся школяров.
Всякая веселость и расслабленность исчезла с его лица и из позы, и только искривленные в легкой полуухмылке губы, открывающие на всеобщее обозрение золотые фиксы с первыми литерами самого распространенного в Империуме ругательства, намекали на то, что для "Тринадцатого" все происходящее является скорее докучливой неприятностью, чем серьезной проблемой.
— Сделаешь глупость, братан, и я тебя завалю, — процедил Рене сквозь зубы. — Кто-нибудь из твоих потянется за стволом или еще как-то ступит, и я тебя завалю. Кто-нибудь решит, что можно говорить поперек меня, и я тебя завалю. Сечешь фишку, Фишка?
— Раз все секут, быстро показали мне ладони, смотрим на меня и слушаем, — продолжил охотник спустя пару мгновений. — Внимательно слушаем. Молча. Тебя, чудо-женщина, это тоже касается. Вякнешь сейчас что-нибудь, и, видит Император, я конфликт решу передачей твоего зада в общественную собственность.
— Так, первое. Фильтруй базар, братан, и не будь таким борзым. Не стоит быковать на тех, на кого тебе быковать пока не положено. Волгийцы тебя бы уже освежевали за такое. Дважды. И погремухой своей меня ты тоже зря прессовать пытался. Я масть местную не знаю, но люди мне твоего имени не называли, разговаривать ты не умеешь, законы не чтишь, так что, думается мне, никто за тебя на разборе не впишется. В отличии от...
— Второе. Дружку своему горбоносому растолкуй, что вместо того, чтобы рожи корчить в присутствии серьезных людей, пусть лучше кальян курит и слушает пока истории тех, кто старше и мудрее. Проживет подольше. Адресочек я ему могу подогнать.
— И третье. Мудаку тому свиномордому еб#льник зашей, чтобы не разевал его почём зря. Тебя из-за него грохнут когда-нибудь. Может даже сегодня.
Закончив с наставительной частью, Рене сделал короткую паузу, но, конечно, не для того, чтобы передохнуть. Болтать без умолку он, при желании, мог и час и два, а вот дать немного времени на то, чтобы сказанное хотя бы немного осело в мозгу Арчи, всё же стоило.
— Теперь к делу, братан, — негромко и очень спокойно проговорил охотник, ловя мутный от выпитого взгляд оппонента собственными серо-голубыми льдинками.
Глаза у "Тринадцатого" для таких разговоров были вполне подходящие: жесткие, недобрые, решительные. Глаза человека, привыкшего действовать и не привыкшего отступать. Глаза не безжалостного убийцы, но хладнокровного дельца. Лучшие из тех, которые инквизиция смогла вырастить вместо отобранных у него дознавателем Стилом.
— Ты пришел на чужую землю как хозяин. Ты не проявил уважения. Ты по пьяни попер ни на того на кого можно было. Это залет. Баба моя тоже, конечно, не права, но за что следует я с нее сам спрошу, а другого спроса с бабы нет. Сечешь? И вот теперь мне приходиться держать тебя на мушке, и, возможно, придется пустить ее в ход, что я, пусть и без особого желания, но сделаю. Расклад для тебя, братан, говно, но я, к счастью, деловой человек. У меня мало времени и мне не нужны левые жмуры, так что я даю тебе выбор. Выбор, которого у большинства попавших в твою ситуацию не бывает.
— Вариант первый: ты четкий братан, сделавший ошибку. Бывает. Косячат все. В этом случае твои бойцы оставляют тут волыны и ножи, та белобрысая овца исренне извиняется за то, что подстрелила твоего ручного быка, и вы уходите. Если так, между мной и тобой все ровно, а с местной крышей сам забазаришь.
— Вариант второй: ты отмороженный баклан, лезущий на рожон. Тоже бывает. В этом случае ты или кто-то из твоих делает глупость, и все заканчивается смертями, разбором и последствиями. Последствиями. С большой «П».
— Ну что, Фишка, братан или баклан?