Остававшееся до отлета время Игнацио провел примерно так же, как и период ожидания аудиенции у Монро. Правда, пищи для размышлений было больше, и нередко Рамирес настолько глубоко погружался в свои мысли, что частично переставал обращать внимание на окружающую реальность. Подобное, впрочем, он позволял себе только в библиотеке, что позволило избежать эксцессов с напуганными странным поведением гостя слугами. Не то, чтобы аколита сильно заботили мысли окружающих, но он старался в обычной жизни не давать поводов для слухов и кривотолков.
И, если по результатам своих раздумий псайкер и пришел к каким-то выводам, делиться ими с кем бы то ни было он не спешил.
Идею использовать как-то секретаря Рамирес решил не воплощать в жизнь. Хотя сам по себе Видалла его заинтересовал – во многом из-за особенностей своего характера и статуса, которого при наличии этого характера Видалла смог добиться. Но разбираться в этом псайкеру было банально лень, и он просто ограничил свои контакты с этим малоприятным человеком. Прощание, сопровождавшееся нудным перечислением заказанных аколитами предметов и представленных дознавателем для прикрытия ксено- и простоартефактов, это лишь подтвердило.
Полет сквозь варп в этот раз, помимо стандартной тошноты, вызвал острый приступ депрессии, и из каюты Рамирес по своей воле выбрался ровно один раз – чтобы добыть запас дешевых рационов и бухла. Тоже дешевого – до определенного предела оно лучше всего помогало забыть о том, что ждет их всех в ближайшем, по меркам Империума, будущем. Палку он не перегибал – горячечные кошмары псайкеров во время варп-перехода дадут фору любому из детализированных описаний ада из томов Имперского Кредо, легальных или запрещенных писателей. Последний день перед прибытием пришлось, в итоге, посвятить воздержанию и умерщвлению плоти холодным душем – в переходе, где от аколитов зависело ничтожно мало, а жизнь находилась в руках Императора и техножрецов, управлявших полем Геллера, он мог позволить себе быть не в форме. Во время самой операции подобное было недопустимо.
В итоге, с корабля он сошел весьма осунувшимся, с огромными мешками под глазами и тупой болью в голове, но готовым ко всему, что на них могла бросить эта планета. Даже к таксисту, песням про войну и пропаганде по воксу. Транспаранты за окном вызвали не только улыбку, но и некоторые тревожные мысли. Правда, им надо было искать подтверждение – чем Игнацио и собирался заняться по прибытии в гостиницу. Из пропаганды, точнее, форм и направлений, которые она принимает, можно вычленить довольно много интересного.
После выступления Беды Рамирез вздохнул, вынул из кармана одежды планшет и, что-то набрав на нем, протянул Бенедикту, после чего замер, ожидая команды. Даже если слова Беды были услышаны, все козырные карты ячейки она спалить не успела. Незачем было возможным слушателям знать, что в команде присутствует псайкер.