- Н-ну, я…- Найджелл приложил тряпицу к своему разбитому носу с наслаждением зажмурившись. Всё таки лед снимал боль, а прикосновение леди Феари облегчало боль вдвойне! – мальчишка тянулся к этой красивой женщине словно котенок к теплу, неосознанно стараясь пододвинуться как можно ближе к высокой даме. – Я же этого попросил, ну как бысть его…
Мальчонка со злостью поглядел в ту сторону, где лежал на снегу изображая из себя морскую звезду, сэр Ричард. Говоряще так поглядел. С вызовом!
- Ну, я для этого поганца, значится, просил…
А потом Ульрих отвлек внимание на себя и веснушчатый Найджелл так и не успел закончить свою мысль.
...Некоторое время рыцарь бился на снегу, суча здоровой ногой и судорожно всхрипывая – когда стон превращается в отчаянный крик боли, а потом снова становится хриплым стоном мертвеца. Это длилось долго, пожалуй невыносимо долго - и вдруг рыцарь как-то разом затих, перехватив рвущиеся наружу крики собственной волей. Заставил себя замолчать, очнулся, уперся в пустоту неба мерцающей синевой глаз. Так и терпел, покуда тело не исцелилось.
- М-мертвецы…- Прохрипел он спустя время. – В-восставшие у-умертвия бояться о-огня. Нужно пы-проверить, да. О-агонь. Н-нужен о-огонь! Г-горячий, жаркий, в-выявляющий правду… И м-молитвы. И чеснок. И х-ходят у-умертвия на трех ны-ногах – четвертая вместо хы-хвоста, х-хотя, да…э-это верно для о-оборотней. З-заклятья Святой Церкви против людей-зы-зверей…
Рыцарь перевернулся на живот, принявшись сдирать с себя ошметки изъеденной хармуздовой кровью кольчуги.
Закашлялся, сплевывая алые сгустки. Принялся вытирать перепачканное лицо снегом, стряхивая седой иней с волос. В этой сцене было что-то забавное: Ульрих стряхивал с себя белый ледок, а он снова неторопливо наползал перекрашивая волосы в белый цвет.
- Я все п-помню. Тварь, сэр Ричард…сы-свалился к-как идиот, еще подумал: "Ну х-хотя бы с оружием в руках. У-умру гы-глупо, но к-как полагается г-гемландскому барону." Д-думал щегла этого с его з-зубочисткой спасу, и т-то счастье! А теперь...Гы-глупо всё это, Йем, очень гы-глупо. Не выживают п-после таких полетов...я сы-слышал к-ак кости хрустнули...н-не очень и испугался. А т-теперь страшно, Святое Н-небо. И кы-кто, к-кто теперь я? Или что я т-теперь?
Поглядел на Феари, с отчаянием с мольбой, желая ответ на этот очень важный вопрос сейчас услышать. Найджелл смущенно отвернулся. Фей-ямы тоже помалкивали. А рыцарь ждал, надеялся, верил – что кто-то живой, настоящий, наполненный жаркой кровью ответит на его вопрос: Кто он теперь? Что они видят перед собой: восставшего мертвеца или человека?
А Мэлья как назло была рядом, но не могла помочь. Кружила в белом тумане постигая сложную науку полета. Хотела было броситься вниз - к тому кто дорог, кто лежал на стене вызывая чувство тревоги.
Но заупрямилось птичье тело, полые кости наверх попросились – туда, где ветра мешаются между собой, сплетаясь в танце любви. Туда – где в высоте можно парить экономя драгоценную энергию – окунаясь в чистый золотой свет, которому не ведомы зловонные пары нижнего, привязанного к земле мира!
Острый птичий глаз видел все: трупы хармузд, Ульриха, Феари и распластавшегося на земле Ричарда. Еще глаза хищной птицы видели фейямов – когти так и норовили попробовать пушистые тушки на вкус - вонзиться в основание черепа вырывая мозг. Этого желали когти, но разум знал – фейямы не просты! Это не мышь и не мелкий грызун, это не случайная глупая птаха и не тупое мясо. У феямов есть острые иглы, есть боль и раны.
Фейямы умеют защищать себя и они конечно уже узрели орлицу, наблюдая за пернатым хищником с осторожностью пушных зверьков.
Вверх!
Птичье тело не желало падать вниз к человечьим проблемам и горестям – здесь наверху нет проблем и боли, - здесь можно парить в восходящих потоках, охотиться на мелкую дичь, спать на недоступных простым смертным вершинах и не думать о разных сложных вещах.
Вверх!
Где только вихри и пустота, где положено жить орлам в одиночестве и гордости. И даже если Кума сожрет весь этот мир – какое дело свободной птице эрах до этого? Распустит крылья и полетит дальше! Вечный странник. Вечный эрррия - не привязанный к жизни дух. Вечный добытчик не скованный привязанностями и прочей человечьей чепухой…
«Брось их. Брось их. Брось их всех! – ворвались в сознание простые мысли. – Лети. Пари. Забудь! Пусть умирают сами. Внизу. Какое тебе дело до тех, у которых нет крыльев?»