Ей бы на волнах блаженства раскачиваться. То теплые волны, милые, светом греют, любовью пронизывают. Ей бы петь в унисон вечности, да не то вокруг, не так. Защититься хотела, а вышло сгинуть.
Смотрит нематериальная в бездну перед собой, оглядывает со страхом, а как будто любуется. Ведь и вправду так: любуется. Непостижимое завораживает.
И будь, к примеру, у Мельи сестра, какая-нибудь правильная и рассудительная не-Мелья, смотрела бы та сейчас и ругала вот эту за дерзость, за риск, за то, что прямо эта никогда не идет, все норовит как-то по-своему, особенно и неожиданно.
И славно, что нет у Мельи сестры.
И славно, что нет никого рядом с Мельей, и некому ее остановить и уберечь.
Не пятый ингредиент — то, что кличет себя Кумой, нет, такой яд все лекарство разрушить может. Не пятый ингредиент, но то, что зелье своим присутствием около образует, то, отчего части сами-собой в целое собираться начнут, то, что жизнь сотворяет — пустота и смерть. Как жизнь определить? Как, если ни через смерть? Мазнуть бы таким по ступке снаружи, чтобы задрожало внутри, завибрировало и ожило. Чтобы внутри свет, снаружи дОлжно быть тьме.
И как тьму взять? Как, если не впитать самой?
Вбирает капля по капле, смотрит, любуется, гладит взглядом, а на самом деле — запечатлевает.