Мэлья любовалась руками Ульриха, и здесь было на что посмотреть! Руки у Ульриха были большими, породистыми – с длинными пальцами делающими свою работу быстро и уверенно. Ладони были узкие, неуловимо аристократические – даже украшенные старыми шрамами да рыхлыми рубцами, украшенные корками мозолей с темными полосками запекшейся под ногтями крови – кисти эти были породистыми, несущими на себе отпечаток древней Фамилии. В облике рыцаря угадывался Род. Высокий, старинный род – неторопливо создающий себя столетие за столетием.
Ульрих, надо сказать, довольно сильно смущался когда Мэлья проявляла к нему интерес. Казалось, рыцарь не привык чтобы кто-то заботился о нем, или относился к нему хорошо. Странная робость овладевала этим высоким человеком, если приходилось делать что-то не связанное с битвой, с ежедневными задачами и заботами. Казалось, Ульрих всегда был готов к ссорам и злым выкрикам, прекрасно зная как на это реагировать и что делать. А вот если кто-то относился к нему по доброму, с любовью и теплом – это удивляло рыцаря, вгоняя в детскую неуверенность.
Наверное, это будет очень непростой задачей для Мэльи – научить любить целый мир! потому что даже одного человека – такого человека как Ульриха фон Брандена научить любви не так-то просто. Вблизи рыцарь напоминал могучего, забитого жизнью цепного пса – если его пинали, пёс был готов к жаркой схватке. Он рычал. Он не боялся ничего на свете! Но если гладили, пёс удивленно поднимал глаза и полностью терялся. Не понимал как реагировать на ласки, потому что никто и никогда не баловал его теплом.
Он тянулся к любви, жаждал ее и мечтал о хорошем. Но за Ульрихом стояло Прошлое. Прошлое недоброе, темное, мрачное. Такое прошлое – от которого нельзя отказаться, забыть, простить и выкинуть из головы. Прошлое жило в нем – в длинных пальцах, в аристократических чертах лица, в серебряном блеске глаз. Нечто холодное и монолитное, обжигающие невыносимым, нечеловеческим холодом…
Найджелл крутился рядом, как бы ненароком стараясь оказаться поближе к Феари. Ступку он принялся выстругивать старательно, высунув от натуги язык – большинство деревяшек рассыпалось в хлам и труху, но в конце-концов, Найджеллу удалось отыскать более менее подходящее полешко и он тут же принялся ковырять его ножом, пытаясь придать чурбачку облик кружки. Работа это была довольно трудная. Боевой нож совершенно не годился для резьбы по дереву, но Найджелл старался. Надо сказать, веснушчатый паренек не привык пасовать перед трудностями.
Он показал Мелье (и Феари. Как же без Феари-то! Найджелл каждую секунду мечтал ненароком попасться на глаза роскошной женщине) - Найджелл показал двум леди, что местные деревья в основном проточены жуками. Рассыпаются в стружку и ни на что не годятся. Впрочем, оруженосец сказал что в самом лучшем случае, он сможет изготавливать за день одну ступочку, или две.
- Ради леди Феари ужо я расстараюсь. Вот баранкой свернусь, а ужо найду в себе силёнок!
Шло время.
Костерок радостно потрескивал попахивая сладким дымком. Было хорошо. Даже Феари почувствовала себя лучше – заботливые руки сестры знали, как следует обращаться с раной. Стало легче. В нос проникли приятные ароматы поджаренного мяса. Болящее тело требовало себе энергии – требовало как зверь, как голодный волк, узревший в пределах своей видимости шмат сочной плоти! А потом Ричард приступил к Речи.
И тогда уже невозможно было не прислушаться к философствованиям этого молодого мудреца.
Ульрих слушал внимательно, нахмурив брови – его действительно интересовало то, о чем говорил Ричард. Пару раз он дернулся на словах «лесные люди» и «ты ж мне как брат», однако сумел удержать себя в руках. Впрочем нервно оглянулся, тревожными глазами осмотрев окрестности.
Словно бы заподозрил слежку…
Найджелл же сжимал кулаки - особенно когда в него полетела кроличья косточка. Уклонившись, паренек уже хотел броситься в рукопашный бой, однако, был остановлен своим хозяином.
- Ны-найджелл, он п-пи-иян. Н-наш пы-птенец н-надрался д-до потери с-сознания!
Облизнув губы и тяжело сглотнув, фон Бранден печальным взглядом проводил последний глоток живительной бурды исчезнувшей в горле Ричарда. Даже причмокнул губами от тоски.
Вообще-то, рыцарь в воспитатели не годился целиком и полностью. Чем бы ни занимался Ричард - Ульрих понятия не имел, как остановить этого юного пострела. Существовал вероятно некий темный момент в воспитании самого рыцаря, который не позволял ему прикрикнуть или остановить обнаглевшего паренька.
Ульрих просто слушал. Потом передал обиженному Найджеллу чудом выхваченный кусочек мяса: небольшой, но довольно жирный. Отдал свою порцию соленых рыбок и большую горсть орехов.
- Н-найджелл, о-обещаю что с голода ты н-не умрешь. Я м-могу охотиться. Л-лук есть, сы-стрелы тоже…Б-было бы время и дичь…Пы-прости. Я ды-должен лучше за-защищать ты-твою честь. Но Р-ричард…он сы-смешной…но н-не могу же я всерьез с ним ды-драться?! Ха. Пы-против его б-боевой н-науки да с Годельшедельваргхеном, с к-кровавым м-мечом Севера?
Рыцарь поглядел на женщин.
- П-по моему, Ричард н-не важный м-мечник…И...Н-надо бы одеть его.
На том чудесный привал и закончился. Потрескивал костерок – но от кролика остался только удивительный запах сочного мяса да беленькие кости. Нужно было идти дальше.
Ульрих принялся запихивать голенького Ричарда обратно в его одежду, попутно пытаясь разбудить «героически павшего» на хмельных фронтах Королевского Сына.
Рыцарь, который в свое время надирался до умопомрачения, понимал, что это скорее всего не возымеет действия. И все же. Волочь два тела вместо одного, Ульриху явно не хотелось. Поэтому в ход пошли довольно энергичные действия: встряска, умывание ледяной водой и властные требования.
- Ды-давай вставай. Без штанов о-останешься, Ричард!