Шляпа, вернувшаяся в полете обратно к Ричарду, не мягко приземлилась на какой-нибудь металлический кол – вешалку или на колени к юноше, а шлепнулась в какую-то коричневую муть, звуком своего приземления, привлекшая сэра Превосходного. "Шлеп?" - еще не уследив за шляпой глазами, поднял левую бровь Ричард, лишившись натянутой улыбки, отображающей ранее великую человеческую мысль, всю его философию, всю его веру и неверие; и всю сетку корней его рассудка–лабиринта, выражающуюся в одном лишь слове: "Дожили". Губы предательски сомкнулись, надавив друг на друга до белизны; ненавистный комок из горла поменял место жительства, провалившись в пятки; парень опустил шпагу и почувствовал, как та вошла во что-то вязкое и неожиданно-"веселое".
Но голову нужно было поворачивать, как бы этого не хотелось: Ричард лишь немного повел головой в сторону упавшей шляпы и рывками перевел зеленые свои махровые пуговки - глаза до края так, что, приложив усилия и взора, и воображения, узрел обесчещенное перо шляпы, тонущее в каком-то дерьмище. Этот факт заставил парня протереть глаза и повернуть голову. Его по-тихому заливало не самым приятным бульоном. Ситуация... сами понимаете, сродни консистенции, в которой оказался Превосходный, в прямом и переносном смыслах. В дерьме он оказался.
Не раздумывая даже, мертвой хваткой ухватился принц за видимый кончик шляпы. А вот что дальше делать - он не знал. Попробовав встать, отгребая руками коричневую гадость от ног, поврежденная нога Ричарда заныла и завизжала, как пушкинская "буря" ["Зимний вечер"]. Тогда парень, выкрикивая: "На по-о-о-омо-ощь!" - подполз задом к краю ямы; опершись о не спиной и, в суматохе разыскивая крепкие корни, за которые можно бы было ухватиться, чтобы выбраться, Ричард начал изо всех сил пытаться подтянуться к свету, хватаясь за все возможные и, казалось, невозможные выступы руками и отталкиваясь от нарочно-гладкой стены здоровой ногой.