Просмотр сообщения в игре «[Завершено] Сигнал бедствия»

Думал сегодня: буду расстрелян,
А оказался согрет.
--- Город сжигал я, шагами мерил
Тебе я отмерил бег.
Молил отпустить, а хотел прижаться,
Прижаться еще тесней,
Я разом хотел и уйти и остаться,
Обезболить и сделать больней.

Стал вечно взмылен, на изготовку -
Упал, отжался, бросок!
Прилаживал молча к крюку веревку,
Давил апельсиновый сок.
Я вспомнил тех, что лечили кровью,
И сам захотел лечить. ---
Но ты улыбнулась, согрев любовью...
Спасибо. Я буду жить.

День, этот день начинался как путь на эшафот. Поиск бесконечной пропасти кредитов, чтобы воскресить угольки. Почти истлевшая надежда, отлюбленная, пустая недожизнь, где даже убить себя не выходит, потому что нельзя обесценить Поступок, нельзя убить то, что Он спас ценой своей жизни. ЧТО - верное слово, ключевое, точное. День вещи начинался.
Сейчас она жила, ощущала себя живой в руках Катрана. Она только в нем живет. Она без него пуста.
И сейчас ей не выходит отлипнуть. Она все понимает, она умная девочка, но она не может, абсолютно не может справиться с собой. Ей прямо сейчас все равно, ей прямо сейчас можно даже умирать - она не заметит, и ей не страшно, и еще, пожалуй, это будет самая прекрасная смерть.
Слышит родной голос, знакомые ноты, приятный шелест, влушивается-не вслушивается в слова. Рико жив, Рико говорит ей, не важно что. И важно.
- Вернемся?
Левая бровка ползет вверх, а губы Джулии не дают Рико ответить, выискав себе мягкое, приятное и сладкое. Бесконечный поцелуй, в котором ее язычок блуждает от неба к щекам, вольный путь туда и обратно, сплетение двух темных солнц. Такое ей вкусно.
Джулия не понимает, зачем им возвращаться - не вкусно -, не понимает, почему бы им не уйти совсем. Ей прямо сейчас не нужно выдавливать глаза: она сейчас в Рико, она теперь более чем жива, в ней даже возможно отыскать жалость к экипажу транспортника, жалость достаточную для того, чтобы не добивать, чтобы уйти.
Заставляет себя перестать. Заставляет себя не целовать. Программирует дрона принести табак и сигареты, и ждет, когда будет исполнено. Всыпает щедро в обе ноздри, оставаясь в руках Катрана, у Катрана на коленках, только после встает.
Она заставляет себя встать.
Идет в рубку. Она капитан. Она капитан? Она капитан!
Погружается в уютное кресло, привычно и выученно, абсолютно уверенно берется за управление и... поет. Она не слишком умеет петь, она больше мычит, вот только она точно не воет. И точно она не вещь теперь, она более чем жива.

ссылка
Не говорить, не отвечать, претвориться немой, глухой, растворится в других, просочиться внутрь самой себя. Она обманчиво позволяет делать с собой что угодно, заставляет собственный фронтир выдержать, потому что щенков слишком много, нужно вычленить ведущих суку и кобеля, угомонить их навсегда, и только так выйдет заработать себе свободу. И она терпит, разглядывая и оценивая всех и каждого. Девица с длинной челкой и парень в фиолетовом свитере - вот ее жертвы, когда дело дойдет до горячего. А еще мальчишка поодаль, она смотрит на него дольше всего - он что ее старший брат, это всегда чувствуешь во взгляде, чувствуешь равного, столь же сильного, столь же опасного, у мальчишки взгляд совсем как у нее самой, закулисный, он не обналичивается, он самый. Самый свистит, все умолкают, а она в этот момент убеждается, что мальчишка неизбежно должен стать ее третьим трупом, и скорее всего будет достаточно его одного. Покорно идет, падает на кровать, готовится отгрызть ему что-нибудь здесь же, сейчас. Обманчивое, притворное нереагирование. Недеяние. Опасное. Ложь. Отвлекалочка перед тем, как начать крошить. Крушить - вердикт, приговор, ее закон.
А он вдруг не измывается, а кладет голову ей на колени!
Это шок, это электрический разряд. Джулия моментно остывает и присматривается. Она не расслабляется, она напряжена, это чувствуется, но прямо сейчас она не пробует его убить, она изучает - запах, взгляд, голос, впитывает другого словно зверь, всеми затравленными и вместе с тем могучими как у всех вольных чувствами. Осматривает шрамы, шрамы на лице и руках, шрамы ей интересны, ей нравится играть в угадайку, разглядывая шрамы, угадайку "чем и как били".
Играет в свои игры, у нее возраст игр, хоть игры совсем не по возрасту. Молчит. Осознает, что мальчишка не закулисный лидер, а отчаянный изгой. Прямой, ровный. Они похожи.
Уволакивает перо рукой под подушку.
На новом месте она будет спать чутко. Она не будет спать.
И да, она не согласна. Она его сейчас ненавидит. За голову на коленях - не терпит прикосновений, и за то, как он подставил ее. Да, он ее подставил, а не спас. Теперь, когда его убьют, ее ждет ад в несколько раз хуже того, который мог быть. Кто бы он ни был, люди не прощают, когда выбирают не их. Он поступил хуже всех, он просто заставил ее беспокоиться о его жизни. Чего бы не хотела она сама, станет делать то, что нужно ему, придется. Впрочем, ей не привыкать делать, что придется и выживать. Она и его голову откусит, только позже.
Смотрит настойчиво в глаза. Маленькая и миленькая она просачивается внутрь и западает своим взглядом.
В роднике твоих глаз и виселица, и висельник, и веревка (с)
И закрывает глаза.

И когда они идут, она знает о них. Слышит, чует, предчувствует. Она предвкушает. Она на самом деле облизывает собственные губы.
И не делает ничего. Обманчивое недеяние. Ложь. Только когда совсем близко, когда вот-вот, рядом, здесь, только тогда распахиваются глаза, руки рывком убирают голову с коленей вбок, прочь, следом рывком поднимается тело, Джулия цепляется за сетку верхней койки ловкими пальцами, подтягивается и бьет ногой в ботинке в лицо. Колотит. Джулия обожает пройтись подошвой ботинка по лицу. В голове взрывается граната, фронтир перейден. Юркая и маленькая, она легко просачивается через троих в центр барака. Пойди ее теперь здесь возьми - Пиранью, которая достала из ботинка нож. Свой.