Тварь. Джулия нашла имя. Красной и себе - обоим. Они стоят друг друга - вот о чем она думает, когда смотрит в иллюминатор и закрывает глаза, хоть этого никому не видно. Там, под закрытыми веками, много разного.
- Давай сбежим!
Наверное, это сотый раз, когда она так говорит. Они давно привыкли сбегать вдвоем. Они же всегда возвращались - не потому, чтобы было хоть что-нибудь, что тянуло назад, а потому, что нравилось сбегать. Запретное, пахнущее пылью дороги, острое словно опасная бритва - это всегда манило обоих.
Он соглашается, кивает и улыбается. Джулия давным-давно заметила, что Рико стал бриться и голос сломался. Тело вытянулось, Рико менялся и ей нравились изменения. Изменения своего тела нравились ей день ото дня все меньше, она переставала быть незаметна на улицах, она привлекала внимание теперь не только красивым лицом. Рико приходилось заступаться за нее чаще, она теперь сама дралась иногда с мальчишками.
Джулия хватает юношу за руку и тащит на чердак. Она обманула его, она вовсе не собирается тащить далеко, она сбежит с ним иначе. Это давно не секрет для обоих, что такое произойдет, хоть они оба стесняются. Они ведь даже не целовались. Ни разу. Они просто были около. Всего лишь всегда были друг в друге.
Хоть и нет. Целовались. Целовались между собой ладони, когда он брал ее за руку, целовали его лицо ее подушечки пальцев, когда она отирала ему кровь, целовались спины, когда хотелось передышки в пути, а привалиться было решительно не к чему, не на что опереться - это не про них, и они целовались спинами, а еще его запястья целовали ее подбородок или локоть, когда он показывал ей очередной хитрый прием. Они целовались всю жизнь.
Анья тащит Рико на чердак, ей очень хочется чтобы он увидел поскорее, как там теперь красиво. На последнем этаже двое слышат шаги и, не сговариваясь, вжимаются в стену. Так близко, Рико дышит над ухом, и Ранья начинает задыхаться от нежности к нему, какой-то щемящей, болезненной, томной нежности, она и не ведала этого в себе. Так близко ведь уже было, что иначе сейчас, что заставляет ее застыть, опешить, остаться здесь даже тогда, когда стихают шаги? Смотреть. Смотреть как всегда, но иначе.
Видимо то, что она знает, зачем на чердак. Видимо, оттого, что знает и он. Чувствует, Ричардс всегда чувствует.
- Клянешься ли ты, Рико Ричардс?
Так она спросила, когда узкий лаз окончился низким коридором и дверью, так спросила у двери. И шагнула в дверь, абсолютно не интересуясь ответом.
Здесь стены выкрашены ею в белый, а с потолка свисают широкие лоскуты ткани, окна распахнуты и ветер играет с лоскутами так, как ему вздумается. Пиранья разувается у входа, освобождая свою руку из его, идет вперед, слыша, как он замер где-то поодаль. Ей даже нравится, что он позади, так он видит ее спину, видит как проворно, легко соскакивает снимаемое ею платье. Джулия шагает босыми ступнями, медленно движется к матрасу и белым простыням, юная, наверное, порочная, раз сама вынудила его, но и ангел, ослепительно белая в солнечном свете дня.
Любая. Она станет любая, станет такая, какой захочет он, она для него.
Наконец она ловит его шаги сзади и оборачивается быстрее, чем он настигает. На щеках нет алого, Джулия не стесняется - все именно так, как должно быть.
- Остаться в живых.
Наверное, впервые это главная цель миссии. Впервые, она не хохочет, а вполне спокойна. Конечно, Катран знает эту цель, не знала до сегодня она. Выросла, подросла еще чуть-чуть.
- Убить Тварь.
Там под веками не только белый. Под веками еще и сажа.
Сажа на лице двухлетнего мальчишки, который тянет за руку повешенную женщину. Мелодия. Эту женщину в самом деле звали именно так. Им не повезло забраться на кухню того дома, в ту самую ночь, Ранье не повезло увидеть.
Мальчик тянул женщину за руку и звал "Мама!". Сначала совсем негромко, следом настойчивее, еще-еще, пока не начал заходиться в плаче, пока слезы не задушили его совсем, не измотали, не выпотрошили окончательно до того, чтобы ему уснуть прямо под ее телом на полу, обнимая ступни, холодные и безжизненные ступни мертвой проститутки с красивым именем Мелодия - Джулия потом все-все узнала о ней, это отчего-то казалось важным. Верно оттого, что Ранья не могла раскопать хоть бы крохотного следа своего прошлого, Ранья взялась раскапывать чужое. Мальчика забрали. Ему повезло - нашлись родственники, он не оказался в серых стенах приюта, оставленный, покинутый, с камнем тайны, грузом неведения, заставляющим в один день возненавидеть самого себя, в день, когда на крик "Мама! Кто? Почему меня? За что? Чем я плох, чем хуже других?" никто не отзовется.
- Мама! Мама!
А маме плохо,
У нее дурная дорога,
Дурной выбор и дурная слава,
В глазах бездна, в душе отрава.
Мертва.
- Энергетическое оружие есть.
В подтверждение своих слов Пира подняла лазерную винтовку.
- Есть еще пара плазмаганов в арсенале. Тебе нужна броня, Дуар?
Очередной глупый вопрос - первый был: "как ты собирается убивать это" - после того, что он сотворил с Рико ей стоило бы воздержаться от подобных вопросов.
- Медлить нельзя, время против нас, мы говорим, а Тварь формирует себе культ адептов. И я должна буду сказать им, что мы идем. Я должна рассказать им, чего ожидать.