Корабль вздрогнул. Густой едкий дым жжёного пластика проводки и декоративных панелей, смешанный с мелким крошевом и расплавом композитной брони обшивки, наполнил помещение второго реакторного отсека. Сквозь пробоину виднелся кусочек межзвёздного пространства и один из рукавов млечного пути. По виду вращения и рывков космических странников можно было с лёгкостью понять в какую сторону направлен вектор ускорения Джокера во время очередного маневра. И хотя панцирь силовой брони ограждал бортмеханика от вредного воздействия окружающей среды, но он не давал своему обладателю возможности видеть сквозь клубы едкого марева парящего вокруг. Аварийное освещение вторило ударам сердца, белые искры замыканий сыпались с оголённых проводов, рваными жилами, торчащими из пробоя. Холодный вакуум, словно пиявка высосал из отсека атмосферу и теперь дисперсия повисала неподвижной пеленой, мешая разглядеть то, что делал механик на ощупь.
Около десятка информационных панелей были раскиданы по поверхности визора и сообщали о состоянии систем корабля. Будучи его создателем, Рико прекрасно знал, что означает каждая шкала и каждая циферка. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять в каком состоянии находиться пациент и что нужно сделать, чтобы ему стало легче. Но всё это в идеальных условиях, когда гордая боевая машина стоит на штапелях и есть масса времени чтобы заняться ремонтом. Сейчас же, когда за бортом шел бой и заряды каждые несколько секунд сотрясали корпус, окрашивая всё больше таблиц в оттенки алого, времени было ровно столько, чтобы среди всего массива данных вычленить наиболее важные. Принять единственно верное решение, что нужно ремонтировать в первую очередь, а что может потерпеть, ведь без чего корабль может и обойтись.
Пальцы схватили жилки кабеля и скрутили вместе. Баллончик универсального герметика заполнил пеной повреждение кожуха охлаждающего контура, а трубки подачи охлаждающей жидкости были пущены напрямую, в обход нагнетателя. Одна из диаграмм на визоре гермошлема перестала моргать, окрасилась желтым и пустая шкала стала медленно наполняться, сообщая о подаче энергии в бортовую сеть. Критическая утечка энергии реактора была ликвидирована.
- Так-то лучше… Скрипнул зубами Рико и окинув взглядом инфопанель чертыхнулся. Распределитель потоков четвёртого двигателя проседал по мощности и не выдавал даже половины положенной мощности. Просканировав взглядом ещё часть графиков, Катран понял, в чём может быть причина поломки и подхватив унитул метнулся к переборке, в принудительноп порядке сбросив атмосферу в следующем отсеке. После герметизации нагнетатели её восстановят, а сейчас ему срочно нужно к двигателю.
Вновь начались крысиные бега по межпалубным техническим пустотам. Пробежать, запрыгнуть, подятнуться, выбить фальшпанель, проползти по узкому лазу, повернуть за угол, спрыгнуть, по коридору налево и прямо.
И пока Рико добирался до повреждённого двигателя, он распределил мощность на оставшиеся, заставляя их работать на износ, но компенсировать потерю в мощности тяге. Так же была отправлена команда «Втянуть двигатель в отсек», чтобы его можно было подлатать. Именно поэтому, когда техник достиг отсека, дымящийся и раскалённый двигатель был внутри.
В глаза сразу бросилась почерневшая выбоина внешнего корпуса. Заглянув внутрь, сразу стало понятно, что двигатель придётся менять, поскольку роторный механизм подачи энергии перекосило и теперь, лишившись калибровки и болтаясь, словно дерьмо в иллюминаторе, он не сможет выдавать положенную мощность. В прочем, если не насиловать двигатель, то он ещё сможет выдать до трёх четвертей тяги. И словно соглашаясь со своими мыслями и доводами, Ричардс утвердительно кивнул и активировав унититул подкрутил регулятор ограничителя, чтобы при всём желании его было невозможно разогнать аппаратными командами из рубки управления полётом. Заливая на ходу брешь гермопеной, Рико почти пинком отправил двигатель на штатное место в корпусе и вновь сверился с датчиками.
Глупо полагать, что на борту Джокера хоть что-то могло происходить без ведома бортинженера. Ведь нутро, напичканное системами диагностики и мониторинга сообщало обо всём, включая информацию об отданных командах и перемещениях экипажа.
Иконка ангара мигнула, возвещая о начале предполётной подготовки истребителя. Этот факт вполне мог остаться незамеченным, если бы Рико не был военным диверсантом. И всё дело в том, что противоборствующие корабли постоянно сканируют друг друга, оценивают, просчитывают. Стараются выбить реакторы или двигатели, ведь стреляющая, но лишенная подвижности машина, это как мамонт попавший в яму, где гибель это только вопрос времени. А вот запуск истребителей, это уже с родни улью. Пни его и из недр вырвется целый рой, который будет жалить и от которого не отмахаться, а значит, обнаружив запуск предполётной программы, противник постарается уничтожить источник потенциальных неприятностей.
И словно в подтверждение мыслей, огневая атака на двигатели и реакторы ослабела. Интервалы между ударами увеличились, а индикаторы повреждения обшивки стали смещаться в сторону ангара. Пока это были только пристрелочные выстрелы канониров, но скоро они пристреляются и ангарная палуба превратиться в мобильный филиал преисподней. По хорошему, хрен с ней с палубой и истребителем. Чем дольше противник не лупит по основным системам, тем лучше. Вот только любопытство заставило всё-же проверить от кого был запрос. Как оказалось от Пиры. Что-же, вполне разумный отвлекающий маневр.
Но что-то неуловимо острое прошлось острыми, словно бритва когтями, по сердцу. Чуйка, интуиция, беспокойство и переживание. Некое сомнение в разумности окружающего мира. Хотелось верить, что он ошибся, что догадка ошибочна, что Джул по прежнему на капитанском мостике… Запрос системе, ответ, карта, точки, перемещение. Рико даже не досмотрел отчёт системы, достаточно было того, что Пира покинула капитанский мостик в разгар боя. Хуже было только то, что удары по обшивке были всё ближе и ближе, ещё два три залпа и канониры пристреляются достаточно, чтобы сфокусировать орудия на ангарной палубе и единым выстрелом превратить её в прах.
Сорвавшись с места, Катран нырнул в технический лаз и работая локтями и коленками словно плавниками, проплыл несколько отсеков отделявших двигательный отсек от центрального коридора. Попытки заблокировать шлюзы по мере движения Пиры не увенчались успхом, автоматика свято подчинялась принимая и исполняя запрос капитана. Очередной выстрел сотряс звездолёт. «Первый» машинально отметил Рико и буквально вывалился из люка в центральный коридор, хорду, что соединяла большинство отсеков единой магистралью с кучей переборок-позвоночников. Успев отдать приказ, механик мчался по прямой проскальзывая в щели между шлюзами, что только-только начинали открываться на пути его следования. Вновь тряхнуло, подкинув в воздух сотню кило плоти и брони, отбросило в стену. «- Второй.» Зашипел Рико. Поднимаясь после падения. Всего две переборки. Одна, за ней вторая, поздно. Джулия уже открыла шлюз ангара и сделала шаг внутрь. Один, всего один шаг, а смертоносный заряд энергий вражеских орудий уже мчался к Джокеру, рассекая пространство огненными всполохами. На перегонки с ним бежал и техник, стремясь хоть на доли секунды опередить его.
Тормозить пришлось о закрывающиеся створы, став распоркой для тяжелого металла. Рука схватила девушку за плечо, рванула на себя и в сторону, вдоль коридора. Сильно, дерзко и безжалостно, больно. Любимый человек, словно тряпичная кукла пролетел несколько метров по воздуху и ещё несколько метров прокатился по палубе. Стоящий в проёме Рико улыбнулся вглубине брони, полегчало, он успел. Успел и энергетический заряд, вгрызшийся плазменными когтями в ангарную палубу, пробивая внешние шлюзы, сминая истребитель и катапульту, пожирая пространство вокруг огненными сполохами и устремляясь к закрывающимся переборкам и стоящему человеку. Секунда, один удар сердца, но этого достаточно, чтобы прижаться бронёй к закрывающимся створам и сдержать огненную стихию. Хотелось верить, что броня выдержит, не пропустит ад к единственной, той, чья жизнь важнее собственной.
Броня выдержала, чего нельзя было сказать о человеке оказавшемся внутри. К моменту, когда гермодверь окончательно закрылась, часть брони со спины оплавилась, а внутри температура подскочила до немыслимых значений, выжигая глаза и лёгкие, заставляя вскипать кровь и содержимое черепной коробки. Стальная кукла пошатнулась, руки плетьми повисли вдоль тела, и сотня килограмм рухнула на палубу.
Извлечённый из брони, ставшей погребальным саваном и саркофагом, Катран представлял собой жутковатое и неприятное зрелище. Черная обугленная кожа с вкраплениями застывшего пластика и металла, пустые глазницы, зияющие дыры вместо носа и лишенный ушей череп. Белые скалящиеся зубы, которые не прикрывались почерневшими и уменьшившимися губами. Даже извлечение тела не было приятным занятием, поскольку любое движение сдирало с него кожу покрытую волдырями, оголяя мясо. Единственное, что утешало, так это то, что мужчина не мучился перед смертью, что болевой шок заставил сознание покинуть тело раньше, чем он успел прочувствовать изменения и деформации его тела.
***
Ледяное безмолвие, холод, стазис. Вне времени и вне пространства. Агония Ричардса длилась ровно две с половиной секунды, но её хватило чтобы перегретый мозг понял, что цель достигнута и ни единый огненный всполох не дотянулся до его путеводной звезды. Это было меньшее, что он мог сделать для неё. Подарить надежду, второй шанс, возможность жить дальше. Ведь эта женщина, девушка, девочка, была тем жестким ошейником и коротким поводком, что удерживала дикого зверя от необоснованного разрушения окружающего мира. Вся жизнь ради неё, от приюта до учебки, от первого взгляда до последнего вздоха. Вечность, втиснутая в оду жизнь.
Не понимая и не помня себя, тело с безразличием смотрело в пустоту перед собой, в молочно белую пелену света. Глаза были широко распахнуты, а зрачки расширены. И хотя тело было восстановлено, но память и пережитой боли всё ещё хранилась на поверхности, не была погребена сознанием за ненадобностью. Где-то вдали послышался рокот двигателей. Он приближался, становился всё чётче и ближе. Гигантская мясорубка с жерновами полными лезвий и ржавых крюков приближалась к одинокому сознанию, застрявшему где-то между миров. Миг и острые лопасти запихивают сознание в жернова фантомной боли. Кажется, что тело рвут на части тысячи крючков, что кожу сдирают, в рот льют расплавленный металл, а в глаза вогнали раскалённые иглы.
Память возвращается в тот же момент, когда покинуло тело. Лежащий мужчина дёргается словно по его телу пропустили ток. Выгибается, стонет. Стон переходит к крик, потом в рёв, затем в стон. Пальцы вгрызаются в грудную клетку, ногти разрывают кожу и стараются порвать плоть, отделить и выбросить горячий пластик с кожи. Крик тонет, когда в рвущихся лёгких не остаётся кислорода, а на новый вздох сил. Спазм сжимает мужчину пополам, заставляет корчиться. Он вновь дёргается, падает на холодный пол и скребёт по нему. Мозгу нужно время чтобы понять, что окружающий мир изменился, что в нём больше нет боли. Рико замирает, прислушивается к своим ощущениям, слышит до боли знакомый голос, но ещё не видит говорящего. Голос в солнечной пелене вокруг. Так мог бы выглядеть рай и так бы с ним говорил ангел. Мужчина улыбается и отвечает:
- Так точно, капитан. Улыбка становится шире, а руки поднимаются, шарят в ослепительно белом пространстве и пытаются дотянуться, нащупать голос.