Элли пребывала в расстроенных чувствах. Элли запила.
Безысходность. Тлен.
Моральный импотент - вот каким предстал перед ней это мир.
Видя восхитительные формы этой женщины, местные мужики убегали либо чесали между ног.
Эротичный призыв вызвал всего лишь куцые щелчки фотоаппарата. Извращенец-Ришар. Настоящая Элли многим лучше, но Ришару теперь не даст. Да. Точно.
И только четыре воина.
Четыре существа.
Четыре сердца - ее надежда, ее опора, ее вера...
Элли пребывала в расстроенных чувствах. Элли запила.
И восстала сила четырех, сила пяти в одном.
Элли высокомерно открыла пальцами левый глаз, заметив теперь лепреконов, которые притащились следом. Чудесатые кроме самих себя притащили сцену и аппаратуру.
И Тот... Великий Тот, страшенного вида черный доберман, вступил на тропу войны.
Тропу копий и стрел.
Кривился в ухмылке.
Шел на эшафот
Победитель!
Элли распахнула глаза, поднялась, приосанилась и выпрямилась, протянула бутылку куда-то к темноту позади себя - Страшиле - а руками схватила саму себя за бедра, чтобы успокоиться. Выдохнуть.
Тот не имел права умереть, ведь Элли не поцеловала его, ведь Элли не благословила этот маршрут, не сбрызнула святой водой-слюной великолепной женщины.
Леприконы пели.
Элли хотела пойти за доберманом и не пошла, потому что циничная тварь. Должна быть. Такой ее должны знать, чтобы Гудвин, бедняга Гудвин (Элли становилось мужика отчаянно жаль), местный барыга и воротила трясся от страха, зная, кто идет.
Кто грядет.
Кто идет взять.
И возьмет.
- Эй, лепреконы, пишите летопись. Сча я вам мыслишек накидаю.
И накидала, Элли продиктовала им пафосную речь о великом герое, что шел сквозь сумрак ночи к победе ради женщины, которая была ярче тысячи солнц и темнее миллиарда лун...
Элли пританцовывала.
Элли веселилась теперь.
Элли стала счастлива.
И туфельки красотка вернула ногам, чтобы когда приволокут ей на растерзание Ришара, быть готовой и в форме. Ну еще Элли решила, что сцена вполне сойдет за трон. Похоже.
А Элли на троне - это хорошо.
Это правильно.