Софии нравился этот дом. И этот район. Словно наяву, она видела тени деревьев на воде и слышала шелест летнего дождя. Ей хотелось... остаться. Гулять вдоль каналов с Наполеоном, приветствуя соседей наклоном широкополой шляпки. Может быть, собираться вечером в ближайшем салоне и слушать стихи Жана или рассказы Марко. Или не слушать, если вдруг другие охотники не захотят разделить её спокойствия. Забыть об охоте, заниматься наукой и, может быть, медициной. Исследовать влияние влажности на проблемы дыхательных путей, спасти сотни жизней, изобретя вакцину... Но мешала Зима. И ещё отсутствие половины отряда, которое отдавалось в душе Софии болезненным опасением. Но опасения — опасениями, а Охоту пока ещё никто не отменял.
— Доброго утра, господин Жебер. Конечно, прошу. И благодарю за заботу.
С опасением взглянув на предложенный ему колченогий табурет, Жебер остался стоять у «буржуйки», сложив перчатки и трость в цилиндр.
— М-м-м... миленько, — выдавил он, чтобы сказать хоть что-нибудь, не переставая изучать Охотников.
София пожала плечами и замерла у окна, так, чтобы видеть краем глаза происходящее снаружи.
— Главное, что тепло и крыша над головой. И волки далеко. Господин Жебер, надеюсь, вы простите, если я буду говорить прямо. Вы тоже верите, что в Пальмире нет чудовищ? Разумеется, я не собираюсь беспокоить этим господина губернатора.
— Благодарю, — с дипломатичной нейтральностью поблагодарил секретарь. — Без сомнений, они есть. Прошло достаточно времени, чтобы я, м-м-м, принял для себя их существование как фантастический, но факт. М-м-м... да, точно так.
Жебер вытянул свободную руку к огню.
— Это весьма... щекотливый вопрос. Умоляю извинить определённое недоверие, которое канцелярия генерал-губернатора питает к альтруистическим идеалам, но, понимаете ли, чудовищами не исчерпываются наши затруднения. Могу и я быть откровенным с вами, мадам?
— Это было бы просто замечательно, — совершенно искренне согласилась София, которую изрядно утомляла необходимость делить слова собеседника на три, а то и больше, части, надеясь, что хоть одна из них будет правдивой.
— Понимаете ли, — с нажимом повторил любимую присказку Жебер, — нестабильность провоцирует людей на недальновидные шаги. Политиканы, воры, популисты, паникёры и проповедники всех мастей всеми силами стараются пошатнуть ту иллюзию порядка, которую с такими усилиями — и такими затратами — удаётся поддерживать Его Высокопревосходительству. Они преследуют исключительно корыстные цели, а некоторые так и вовсе забыли о гражданском долге. В Пальмире царит ледяной холод, но под снегом это котёл, который кипит от разнузданности оппортунистов, мадам.
Секретарь взял паузу, чтобы успокоить убыстрившуюся речь, и нервно поправил очки.
— Поэтому ваш приезд оказался сродни визиту элефанта в посудную лавку. Никто не был готов. И если не соблюдать осторожность, вы можете отправить этот город в ад, какие намерения бы вами ни двигали. Мне не хотелось бы такого. Я здесь вырос.
— Я понимаю, — медленно кивнула София. — И надеюсь, что понимаю верно. Какого рода осторожности вы хотите от нас? Должна сказать, в этом вопросе мы на одной стороне, господин Жебер. Пальмира очаровательна, и мне бы не хотелось, чтобы она погибла. Так или иначе.
Марко же не резделял мнения Софии относительно красоты этого места. Красота - это такая вещь, которая имеет значение и может восприниматься полноценно лишь тогда, когда ты чувствуешь кончики пальцев собственных ног или, по крайней мере, когда тебя не отвлекают от неё ни смертельные погодные условия, ни смертельные... кхм... мертвецы, ни какого-либо другого рода смертельная опасность. Плевать маркиз хотел на красоты Пальмиры и её сохранание - откровенно говоря. Куда больше его беспокоила Великанья Зима, которая грозила оказаться чем-то большим, чем фантазии средневековых мракобесов.
Хуже всего было то, что - к слову, маркиз Фиоренти как раз очень хорошо понимал, о чём говорил Жебер - местные даже в преддверии холодной смерти не способны были забыть о своих тёмных человеческих страстях - жажды денег, жажды власти, жажды ещё большей власти - дабы сплотиться и приложить все силы для выживания, какой бы это ни было тавтологией, всех живых (у мёртвых-то с выживанием здесь как раз проблем не наблюдалось, о чём Марко Фиоренти напомнил себе в сотый раз). И он молчал, слушая.
— Политической, мадам, — ответил секретарь и слегка улыбнулся. — Вряд ли вас волнует какая-то другая. Я знаю легенду о Клубе. Многие знают, хотя немногие верили в неё. Но удивительно ли, когда монстры ходят по улицам, что и другие мифы оборачиваются истиной? Вы появляетесь из ниоткуда и исчезаете в никуда. Но те же многие почтут вас за новую фигуру на и так весьма шаткой доске. Если вас заинтересуют дела выживших, вы увидите, что эти многие пожелают составить с вами альянс. Воля ваша, Охотники, но я пришёл предостеречь от поспешных решений — выбрав не ту сторону, вы развяжете войну внутри единственного района, который ещё не узнал её.
София вспомнила о втором рекомендательном письме, спрятанном от капризов окружения рядом с напутственной речью Вильгельма, и о пропавшей карете.
— Полагаюсь на ваш опыт, господин Жебер. И благодарю за предостережение. Мы постараемся быть осторожными — большего не могу обещать. Разрешите задать вам несколько вопросов о Зиме?