Недоброжелательность, волнами исходившая от встреченных обитателей Пальмиры, нимало не трогала пса.
Черт побери, они ведь живые! Они пахли домашним очагом, прохудившейся крышей, немытыми телами, вчерашней едой с приправами и луком, проблемами и опасениями, они не любили приехавших охотников и не ждали от них ничего хорошего. И все равно они были живые, они дышали, хотели есть и спешили спрятаться от холода.
Наполеон смотрел на них и вежливо улыбался, вальяжно помахивая хвостом. Впрочем, от его улыбки народ освобождал путь карете еще охотнее, но пса это по-прежнему не смущало. Пальмира сопротивлялась подбирающейся холодной смерти, и ледяной ветер, свистевший вдоль снежных наметов у стен домов, приносил далекий запах свежей выпечки.
Когда карета неожиданно остановилась, Наполеон вслед за Софией пробрался наружу. Выбравшись на снег, он с удовольствием потянул слегка затекшие лапы, уважительно посмотрев на преграду на их пути. Баррикада была отстроена на совесть, а люди, мелькавшие наверху, пахли твердым намерением Охотников "не пущать ни при каких". София вышла на переговоры, но похоже, успехом они не увенчались, и Марко, оставив поводья Старику, вернулся внутрь кареты, поманив за собой Софию.
Охотники скрылись в карете, а кучер принялся медленно разворачивать лошадей. Наполеон, пользуясь случаем, не спеша подошел к воротам и щедро отметил в сугробе свое присутствие для здешних четвероногих обитателей, не обращая никакого внимания на защитников баррикады.