Жан на секунд устало прикрыл глаза, давая взору насладиться истинной тьмой, успокаивающей после чтения столь скудном освещении и тряске. Закладка, в роли которой выступал небольшой лоскут алого цвета ткани, лег между страниц - книге тоже не мешало бы отдохнуть. Маркиз зацепился за "каламбур": могла ли книга устать в равной степени, как и её владелец? Жан успел уже не один раз пролистать страницы от первой до последней, а некоторые особо приятные строки залегли в его памяти настолько, что он без труда вспомнить их. И это бы определенно удручало, если бы не отсутствие любого другого творения пера и чернил. В последнее время книга стала ему компаньоном не в меньшей степени, чем мсье и мадам делившие с де Триньёффом карету. И, конечно же, не в меньшей степени, чем Наполеон. Ещё одна маленькая ирония - имя для пса, но эту мысль Жан-Пьер успел "обсосать" ещё в первые дни поездки.
Аккуратным, неспешным движением охотник убрал томик поэзии за пазуху, чувствуя, как внутри просыпается желание сложить пару строф на подобии малоизвестного автора, чьим небольшим поклонником стал Жан на время поездки.
Среди заброшенных снегов,
Мчась в колеснице мрачной той,
Найду ли я упокоение духа?
Иль мятеж опять подымет
Забытый временем бунтарь,
Чтобы опять поникнуть духом
Покоя так не обретя...
Взгляд де Триньёффа уперся в боковую стенку кареты, зацепившись за узор на драпировке. Мерная тряска убаюкивала, а слог, который упорно не хотел складываться во что-то приличное, по меркам поэзии конечно же, уносил Жана куда-то прочь от тьмы и снега, что неотступно преследовали охотников все последние дни.
Стоило бы подумать над тем, что ждет их впереди, где забрезжил свет цивилизации (ох, лучше бы это было так), но Жан-Пьер явно не стремился первым открыть рот.