Керласу было страшно, даже Ашиока, творца кошмаров он боялся меньше, гораздо меньше чем Нилею. Интересно, не вытащит ли тот при следующей встречи из его головы образ Охотницы? Однако он не мог больше молчать.
- Разве можно винить оленя в том, что он убил волка защищаясь? Хищники выходят на охоту ради жизни, и ей же они и рискуют. Даже самый хилый зверь будет защищать свою жизнь от когтей и клыков, и человек тоже имеет на это право - Голос барда звучал тихо, тихо, но твёрдо. Он понимал, что возможно только сильнее разгневает Нилею, понимал, что сейчас серьёзно рискует, но... претензии богов его порядком уже достали. Да уж, похож Тейнас был прав, и путь Нилеи ему не подходит. Что ж, он скажет ему это в царстве Эреба, куда наверняка отправится после своих слов. - Поликран был хищником, и он выбрал нас своей целью. Мы не искали встречи с ним, но становится его едой ... Иногда хищники на своей охоте встречают тех, кто сильнее их, и они имеют выбор: убежать или умереть. Поликран сделал свой. Мы тоже, но это была честная битва.
Да уж, если его сейчас убьют, будет обидно, особенно учитывая, что другие за свои дела получили от своих богов награду, а он вот в пролёте. Однако была ещё одна вещь, которая возможно поможет отряду, переведёт огонь на него. Да и негоже певцу битвы лгать, а эти слова следовало произнести. так что немного помолчав, собираясь с духом, Керлас поднялся и сделал шаг вперёд.
- Что же касается волков, то эти люди не виновны! В тот момент их даже не было рядом, и некоторые из них находились за сотни миль от места убийства. Там был только я, и я признаю свою вину. - Сейчас Керласа было не узнать. Прямая спина, гордо вскинутая голова. Чеканные слова и твёрдый, абсолютно не дрожащий голос. Он был спокоен, как может быть спокоен смертник перед казнью. Нилея была известна своим нравом, и признаться в убийстве волков было верным способом самоубийства. - Если бы я не усыпил их, то они смогли бы защищаться. И эту вину я признаю за собой. Однако их кровь не на моих руках, и поэтому я прошу о снисхождении.
И бард медленно опустился на одно колено перед богиней охоты, всем своим видом выражая смирение и готовность принять любую судьбу